Бастард Ивана Грозного — 2
Шрифт:
— Ну… Что и требовалось доказать. Хорошо, что взяли подпись этого… Климента…
Второй капитан едва стоял на ногах и с его штанов капало, а аура источала ужас. Александр вздохнул.
— Значит так, господа хорошие… За обман все ваши товары уйдут в нашу казну. А вас самих… Вас самих я отпущу. Отпущу с письмом к королю вашему, в котором изложу про ваш обман. А ещё отвезёте ему нашего посла и подарки. Всё понятно?
Климент Адамс кивнул, Ричард Ченслер висел на кикиморкиных руках безучастно.
— Второй капитан! В грамотке укажу тебя, как носителя письма.
На этой ноте рандеву английских «послов» завершилось.
— Грамоту посольскую пишем на имя королевы Марии Тюдор.
— Да, как, государь! Писано в грамоте, что Эдуард король…
— Я знаю, что говорю, Алексей Фёдорович, — мягко перебил его Санька. — Отошёл в мир иной король. В том году короновали Марию.
— Бабу? На трон? Свят-свят… — перекрестился Адашев.
— Давай, дьяк, пиши, чтобы не забыть…
Александр поднялся с трона и прошёлся по залу. По ряду сидевших у стен бояр прошёлся шепоток.
— Мы, Божиею милостию, Великий Государь Царь и Великий Князь Александр Васильевич всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Государь Псковский, Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский. Болгарский и иных, Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский и иных, и всея Сибирския земли и Северныя страны Повелитель, и Государь земли Вифлянской и иных, тебе, Марии, по благодати Божией, королеве Англии, Франции и Ирландии, защитнице веры и верховной главе Церкви Англии, и Ирландии на Земле, шлю братский поклон и дары малые…
Александр перевёл дух.
— Дошли до меня людишки твои, что удумали обманным путём берега наши северные разведывати и торговлю свою там без спросу нашего учиняти.
Походив туда-сюда, Санька продолжил:
— Воровство сие прекратив и наказав зачинщика, отпускаю твоих людишек взад с сиим письмом, переданным через капитана корабля слугу твоего Климента Адамса. Не гоже нам государям общатися через слуг негодных, посему посылаю с Климентом Адамсом посла своего…
Александр остановился.
— Кого послом пошлём? — спросил он Адашева.
Тот от неожиданности не знал, что сказать.
— Кто у тебя в посольском приказе самый умный и упрямый. К этим вралям надо посылать упрямого и представительного.
— Так… Это… Осип Григорьев… Непея Вологодский. Смышлён, упрям и сановит. Важный, как павлин.
— Так и пиши… Посла своего Непею Осипова Григорьева сына для оговора беспошлинных купеческих сношений между твоей…. Титул напиши… И моей… Тоже моё имя и полный титул… стран-государств.
Санька снова перевёл дух.
— Вроде бы всё, — сказал он в раздумье. — Остальные ваши словесные выкрутасы сами добавите. А дьяка научи держаться нагло и уверенно, как с ляхами. Они на ляхов и похожи. Не лебезить и не заискивать! Бо за слабость примут.
— Так может ему сразу нашу грамоту о беспошлинной торговле дать? Вдруг без неё откажутся торговать с нами.
Санька покачал головой.
—
— Так и сделаем, государь, — склонился Адашев в поклоне.
— Как, бояре? Верно мы делаем?
— Верно, верно, государь…
— Ну вот и ладно, — довольно потёр ладони Санька. — Вроде, первый блин не комом.
— Ещё как «не комом», — тихо сказал Адашев. — Ты бы видел их лица…
Санька «видел» лица бояр, и старался в голос, от души не рассмеяться. Настолько все бояре выглядели удивлёнными. Привыкли они, что с ними советовались, а они долго обсуждали любой вопрос государя. А тут… Раз, два — на дыбу. Три, четыре — письмо к англицкой королеве готово и посол снаряжён напутствием. Эка невидаль! В два часа дело сделано. Не за неделю и не за месяц, а за два часа.
— Что у нас далее?
— Присяга людей лучших.
— Доброе дело. Веди всех.
Следующий час Александр стоял перед троном, а к нему подходили, становились на колени и прикладывались лбом к его ноге служилые люди. Санька машинально перекрестил первого и потом, хоть уже понял ошибку, но что-то изменить уже было поздно, продолжал, пока не перекрестил последнего тысячного, ибо каждый отмеченный его рукой, отходил к двери спиной и видел, что делал царь.
Каждого, давшего присягу, награждали памятным свежеотчеканенным золотым с профилем и именем «Александр Васильевич». Номинал золотой имел «Десять рублей», но о том на нём написано не было. Это были даже не деньги, а памятный знак. Что-то типа медали. И об этом было заявлено на соборной площади, на которой и выстроилась вся присягнувшая тысяча.
Санька, выйдя на золотое крыльцо, испугался. Перед ним стояло воинство всего в тысячу человек, но это была его личная тысяча и она заполняла всю площадь. Стояла, откровенно говоря, не шеренгами и колоннами, а абы как, и это сняло с Саньки напряжение.
— Гвардейцы! — Крикнул он, напрягая горло, словно рыча. — Вы присягнули мне, а я присягаю вам! Я клянусь служить вам верой и правдой и никогда не давать в обиду! Служите и вы мне также, и наша Русь будет стоять вечно! Мы вместе! И ни один враг не потревожит наших детей, жён и матерей! Слава России!
Наученная дьяками вся воинская тысяча крикнула «Слава!». Крикнула нескладно, но громко.
— «Ну, ничего!», — подумал Санька, наполняясь восторгом. — «Я научу вас Родину любить!»
После «построения» всех присягнувших впустили во внутренний царский двор, где были установлены столы с кушаньем, питьём и лавки. Установлен был и обеденный царский трон, на который уселся Александр, с удовольствием отдавшийся пиршеству. Рядом с ним за столом не сидел никто. Но за троном дежурили то Данила Захарьин, то Адашев, присоединившийся к пиру после дачи указаний в посольском приказе.