Бастион одиночества
Шрифт:
Когда Мингусу не хватало доллара на марихуану, они с Диланом могли пошарить в поисках мелочи по кухне Эбдусов или даже подняться по скрипучим ступеням в студию Авраама. Мингус ждал приятеля за дверью, прислушиваясь к тихим звукам джаза, льющимся из радиоприемника, а Дилан просил у отца деньги. Авраам, догадываясь, что на лестнице кто-то затаился, часто спрашивал:
— Там Мингус?
— Ага.
— А почему он прячется? Пусть зайдет, поздороваемся.
В присутствии Авраама Мингус превращался в саму вежливость, называл Авраама «мистер Эбдус» и интересовался, как обстоят дела с фильмом. Авраам вздыхал и показывал какой-нибудь странный рисунок.
— Спроси у Сизифа, мой дорогой Мингус.
— У Кизифа? — Мингус молниеносно придумывал рифму к любому слову.
— Кизиф, хм. А не все ли равно?
В то же время они никогда больше не поднимались к Барретту Руду-младшему. Лестницу словно забаррикадировали. Дилан догадывался, что Мингус теперь не ходит даже на кухню на втором этаже: он разогревал «Шеф Боярди» на плитке Старшего, а в мусорном ведре в ванной скапливалась гора оберток от «Слим-Джим». Когда же Мингус включал на полную мощь проигрыватель, Дилану казалось, что дверь вот-вот распахнется и нарисовавшийся на пороге Младший пропоет:
— Какого черта ты тут делаешь, Гус?
Он давно мечтал снова услышать его пение.
Но Младшего не тревожила теперь даже максимальная громкость, и в комнату никто не врывался. Они были здесь людьми-кротами, и могли рыть исследовательские ходы любой глубины.
«Фокси» в исполнении «Гет Офф» они слушали раз пятнадцать подряд, постепенно прибавляя звук, будто пытаясь убрать все препятствия и расстояния между собой и этой словно резиновой басовой партией, похожей на страницу «Плейбоя», которую хочется увеличить настолько, чтобы войти в нее.
На некоторые снимки в журналах они глядели до боли в глазах, а потом руками делали друг другу приятное, уже не придавая этому особого значения.
Кольцо и костюм хранились у Мингуса. Официальным Аэроменом был он. То и другое лежало на полке над дверью вместе с хоккейными наградами, укрытое за старым футбольным шлемом. Поэтому никто из редких гостей Мингуса, к примеру Артур, не мог видеть их. Летал ли Мингус один, без него, Дилан не знал и никогда не спрашивал об этом. Часто, проводя вечер в доме Рудов, он ни разу не прикасался к кольцу, даже не упоминал о нем — просто садился на кровать и между затяжками поглядывал на полку. Потом они шли на улицу или одаривали друг друга парой ученических ударов в стиле кунфу, или обкуренный Дилан просто возвращался домой — есть приготовленный Авраамом ужин. Наверное, Аэромен тоже был всего лишь персонажем, как герои «Омеги» и «Колдуна», или же лучшим другом, оживавшим для мести и вновь умиравшим. Или фигурой из «Золотого века», Человеком-бомбой либо Живой куклой, словом, отнюдь не супергероем, не тем, о ком становится известно всем.
Иногда Дилан говорил Аврааму, что поужинает у Мингуса, или наспех съедал отцовскую стряпню и вновь шел к Рудам. И тогда в определенный момент Мингус тоже устремлял взгляд на полку и спрашивал:
— Поборемся со злом?
— Угу.
— Ты уверен?
— Да.
Мингус улыбался.
— Я думал, ты так и не заговоришь об этом.
В ту осень Аэромен летал шесть или семь раз, принял участие в восьми или девяти происшествиях и в буквальном смысле спас жизнь трем человекам, предотвратив страшные преступления. На Стейт-стрит возле Хойт они остановили одного пуэрториканца, державшего нож у горла маленького китайца — тот судорожно вытаскивал из карманов мятые купюры. Мингус-Аэромен слетел с пожарной лестницы ближайшего здания и врезал пуэрториканцу ногами по горлу. Отлетевший в сторону нож схватил Дилан, который до того прятался в тени крыльца. Шокированные китаец и его притеснитель дали деру. Дилан поднял деньги, окликнул жертву, но тот даже голову не повернул. Переведя дух и радуясь случайным деньгам и оружию, они убрали костюм с маской в пакет и направились в ресторан «Стив» на Третьей авеню — утолить раздразненный адреналином и марихуаной аппетит и отпраздновать очередную победу. Официанты пристально следили за ними, решив, что мальчишки надумали набить живот и сбежать, но Мингус и Дилан не обращали на них внимания. У них были деньги — вполне достаточно, чтобы даже оставить
На Смит-стрит, выкрикивая «вуу-вуу-вуу» из «ковбоев и индейцев», [7] Аэромен распугал дерущихся у входа в клуб пьяниц. Но больше в ту долгую ночь им нечем было заняться, они прослонялись по улицам несколько часов, нанося метки на металлические двери.
На Третьей авеню как-то в середине холодного дождливого октября Аэромен разогнал грабителей, проникших в китайскую забегаловку. Те бросились врассыпную, уронив на пороге блюдо с оранжевым рисом. В другой раз Аэромен нарисовался в своем костюме перед людьми на скамейках парка в конце Хайтс Променад — людьми, которые в его защите вовсе не нуждались. На Пасифик-стрит недалеко от Корт Дилан и Аэромен нашли дом со свободным доступом к крыше. Иногда они забирались туда и, лежа на животе, наблюдали через карниз за жизнью чужого квартала.
7
«Ковбои и индейцы» — детская игра вроде «казаков-разбойников».
За девочкой, тщетно звавшей подругу: «Мира! Мира», за мальчишками, бросавшими мяч в стену, за бабушками со сложенными на груди руками, выглядывавшими из окон. Наблюдали увлеченно, сосредоточенно.
Гулять по мосту после наступления темноты не рекомендовалось никому. Отправиться туда посреди ночи означало добровольно нарваться на неприятности. Для Дилана и Аэромена это как раз подходило. Дилан работал приманкой, стоя напротив украшенной уже изрядно поблекшими автографами Ли и Моно башни, а Аэромен в своем костюме ждал наверху, зависнув возле проводов. Внизу, на улицах, стояло позднее лето, наверху, в воздухе, начиналась зима, наступавшая с океана. К Дилану привязались буквально через нескольких минут, к чему он, собственно, и готовился. Когда два подростка вынырнули из темноты и заговорили с ним, ему стало смешно.
— Эй, белый парень, одолжи доллар.
Дилан с удовольствием сделал вид, будто лезет за деньгами в карман, позволяя улову зайти поглубже в сеть. Но Аэромен не появился ни через полминуты, ни через минуту.
— Какого черта ты там копаешься?
Парни занервничали. По-видимому, усмотрели в медлительности белого какой-то подвох и проследили за его взглядом, устремленным вверх, на провода над мостом. Все трое увидели человека в накидке, Мингуса, который пытался справиться с собственным телом и ветром, отнесшим его в сторону от линии электропередачи. В какой-то момент ему почти удалось это, но очередной порыв снова дернул его вбок, прибивая к воде. Перед глазами наблюдателей мелькнула накидка, маска, кеды «Пума», а затем он пропал из виду.
Его унес ветер.
Дилан резко развернулся к дощатой пешеходной дорожке и рванул прочь, следуя советам Рейчел: «Беги, мой мальчик, работай ногами, чтобы никто никогда тебя не догнал!» — впервые в жизни. У подножия моста он чуть не столкнулся с постовым копом, обогнул его, отдышался и продолжил бег, двигая руками и ногами как какой-нибудь механизм. Съезжавший с моста поток безликих машин устремлялся на Генри-стрит и Клинтон, теряясь меж дремлющих домов из бурого песчаника. Обратиться за помощью было не к кому. Мингус — Аэромен — разбился о воду, утонул вместе с серебряным кольцом. Дилан свернул на темную тропу, ведущую к воде под мостом, и побежал вниз, к заваленному мусором берегу, куда город выбрасывал разбитые полицейские машины и прочие свидетельства собственной беспомощности.
Мингус сидел на краю причала и, сгорбившись, выжимал накидку. На цементной плите под ним разрасталось темное водное пятно. Дилан, подбежав, молча уставился на него.
— Вот это да! — сказал Мингус.
— С тобой все в порядке?
— Я плавал, приятель. Хотя и понятия не имел, как это делается. — Он говорил изумленно, но спокойно и кивал на воду.
— Что ты имеешь в виду?
— Как рыба, Ди-мен.
— Думаешь, кольцо научило тебя плавать?
— Или летать под водой — не спрашивай, я не знаю. Но, черт возьми, я как будто был Акваменом.