Батыева погибель
Шрифт:
Несколько болтов с ужасающим грохотом ударили и в крышу обшитой железными листами повозки, в которой путешествовал Субэдей. Причем почти все из них сумели частично проклюнуться через броню этой древней КШМки*, а один даже вошел в защищенное пространство по самое оперение, будто намекая, что чуть меньше расстояние, или чуть более настильная траектория – и монгольская железная самоделка превратилась бы в дуршлаг для отбрасывания лапши.
Примечание авторов: * КШМ – командно штабная машина. Если верить некоторым источникам, именно в такой железной повозке путешествовал, а самое главное, ночевал
Пока проснувшийся монгольский лагерь пытался осознать, что это за свет среди ночи льется с черного неба на их головы, вооружиться, экипироваться и разобраться по десяткам, сотням и тысячам, в темноте на позициях арбалетчицы Серегина в отчаянном темпе качали рычаги натягивающих тетиву домкратов. Для того чтобы взвести арбалет в боевое положение, рычаг взвода необходимо качнуть десять раз, после чего он устанавливается вдоль ложа и крепится специальной защелкой. Каждое движение рычагом добавляло в скручивающиеся блочные плечи арбалета столько же энергии, сколько ее затрачивается на выстрел из обыкновенного лука, а полная энергия выстрела, запасаемая десятью движениями, была примерно такой же, как и при выстреле из винтовки Бердана №2.
В приемлемом темпе взводить эти арбалеты могли только бойцовые лилитки, обладающие такими бицепсами, трицепсами и прочей мускулатурой, что ей позавидовал бы и самый признанный мужчина-силач нашего мира. Поэтому второй залп из темноты последовал всего через пять минут после первого, когда осветительная ракета еще не догорела, а суета в монгольском лагере была в самом разгаре. Эти болты пошли в цель прицельно по настильной траектории, и результат тоже был теперь совсем другим – в живое мясо попал уже каждый второй болт. Снова взрыв криков ярости, боли и отчаяния тех, кто понял, что настают последние моменты.
Весь этот невообразимый спектакль был прекрасно виден караульным на стенах Пронска, с которых монгольский лагерь открывался как на ладони; и там тоже зашумели, закричали и забегали с факелами. К тому моменту как Пронский удельный князь Владимир Михайлович*, молодой человек чуть больше двадцати лет, накинув шубейку прямо поверх шелковой рубахи, выбрался на забороло**, в воздухе догорала уже третья осветительная ракета. При этом монголы по приказу Субэдэя уже попытались совершить самоубийственную атаку во тьму через снежную целину в том направлении, откуда по их лагерю велся убийственный обстрел.
Примечание авторов:
* Сейчас ни одна живая душа не знает, как звали погибшего во время тех событий Пронского удельного князя. Для истории он так и остался безымянным сыном своего отца Михаила Всеволодовича Пронского. Но мы своим священным авторским произволом (САП) нарекаем его Владимиром Михайловичем.
** Забороло – крытая галерея, идущая по верху стены, служит защитой обороняющимся от непогоды и навесного обстрела из луков.
Князь как раз успел увидеть, как монгольских всадников, увязших в глубоком снегу по самое конское брюхо, спокойно расстреливают из темноты рослые воины неизвестного народа, сидящие на высоких конях, которые от конских копыт и до макушек шлемов затянуты в белую ткань. Частое треньканье арбалетов в ночной тиши смешивалось с криками раненых и умирающих монголов.
Ответные монгольские стрелы летели мимо цели, по крайней мере, ни один из всадников в белом не пострадал от их обстрела. Потом прозвучал трубный глас фанфары, и в наступившем полумраке призрачное войско рванулось вперед. Странно, торжественно и величественно выглядела атака белых всадников. Они мчались бесшумно, наклонив перед собой пики и лишь слегка касаясь поверхности снега кончиками конских копыт. Молодому князю казалось, что эти призрачные воины пронесутся через остатки монгольского тумена, не причинив ему вреда, но раздавшиеся вдруг тяжкий грохот, лязг и скрежет подсказали ему, что монголы сегодня так просто не отделаются. Оставив пики в телах убитых, бойцы в белом взялись за палаши, и пошли рубить в полный мах противника, который был уже не в состоянии ни сопротивляться, ни даже бежать.
Едва закончилось это сражение, призрачные белые силуэты чужих воинов растворились во мраке. Дивясь увиденному и ликуя, молодой князь понял, что и он сам, и его город спасены самым чудесным образом, и что теперь он должен, оседлав коней, вместе с ближайшими телохранителями как можно скорее мчать в стольный град Рязань, чтобы рассказать обо всем великому князю рязанскому Юрию Всеволодовичу.
А Субэдей-багатура живым взять не удалось. Вместе со своими телохранительницами он отчаянно отстреливался из смотровых щелей своего железного вагончика, пока наконец прибывшая к месту сражения Кобра не покончила с ним одним-единственным плазменным шаром, превратившим железную повозку в ярко горящий бенгальский огонь. Таким образом – ярко и одновременно бессмысленно – закончил свою жизнь талантливейший из монгольских полководцев…
21 декабря 1237 Р.Х. День десятый. Полдень. Рязанское княжество, Пронск.
Воевода Евпатий Коловрат.
Поездка с посольством в Чернигов к князю Михаилу Всеволодовичу* Черниговскому откровенно не удалась. Князь Михаил, своим широким седалищем усевшийся на черниговский и галицкий столы, вел себя перед рязанскими послами безобразно, крутил им дули, заявляя: «… поскольку ваши с нашими на Калку не пошли, то вот вам, а не помощь против Батыги…».
Примечание авторов: * князя Михаила Всеволодовича Черниговского не следует путать с князем Михаилом Всеволодовичем Пронским, убитым за двадцать лет до описываемых событий на княжеском съезде в Исадах вместе со многими другими князьями. Переговоры на высшем уровне, оборачивающиеся резней, в Киевской Руси случались достаточно часто. К XIII веку потомки Рюрика расплодились настолько, что всем места на Руси уже не хватало, и это приводило к таким кровавым коллизиям. Впрочем, и поведение нынешних князей, того же князя Михаила Черниговского, отказавшихся объединяться перед лицом вражеского нашествия, выглядит тоже не лучше.
Поскольку дальнейшее сидение в Чернигове не имело смысла, то, едва узнав о вторжении татар в Рязанскую землю, Евпатий Коловрат тут же приказал сопровождавшей его в поездке малой дружине срочно собираться и выступать в обратный путь. Как уже было сказано, в то время никаких торных дорог на Руси не было, ну, за исключением коротких участков переволоков на водоразделах, а все перемещение товаров и крупных войсковых соединений по необъятным русским просторам осуществлялось по рекам. Летом на чрезвычайно мелкосидящих ладьях, которые должны были доходить до самых истоков, а зимой по льду, на санях и лошадях.