Базар житейской суеты. Часть 4
Шрифт:
Начшіается вторая часть шарады. Дйствіе опять происходитъ на Восток; Гассанъ, въ другомъ костюм, стоитъ подл Зюлейки, совершенно примирившейся съ нимъ. Кизляръ-ага превратился въ чернаго невольника. Восходитъ солнце въ пустын. Турки обращаются головами къ востоку и преклоняются къ песку. За неимніемъ дромадеровъ, музыкальный оркестръ играетъ — «верблюды идутъ». На сцен появляется огромная египетская голова. Это — голова музыкальная, и къ удивленію восточныхъ путешественниковъ, она поетъ комическую псню, сочиненную мистеромъ Уаггомъ. Восточные путешественники отплясываютъ, какъ Папагено и Маврскій Король въ «Волшебной Флейт«.
— Послдніе два слога! проревла голова.
Эгистъ, трепещущій и блдный, прокрадывается
— Великій Боже! Неужели это мистриссъ Родонъ Кроли? раздался чей-то голосъ изъ толпы.
Трепетъ ужаса пробгаетъ по всей зал. Клитемнестра между-тмъ съ презрніемъ выхватываетъ кинжалъ изъ рукъ Эгиста, и подходитъ къ постели. При мерцаніи лампы, она склоняется надъ головой спящаго воина… лампа гаснетъ… раздается стонъ. Все темно.
Внезапный мракъ и быстрота совершившейся сцены перепугали всхъ джентльменовъ и леди. Ребекка выполнила свою роль такъ натурально и съ такимъ демонскимъ искусствомъ, что зрители онмли отъ изумленія, и никто изъ нихъ не могъ произнести ни одного звука, пока снова не засвтились лампы. Но тутъ уже оглушительныя рукоплесканія послужили самымъ искреннимъ выраженіемъ всеобщаго восторга.
— Браво! браво! браво! закричалъ лордъ Стейнъ, и голосъ его заглушилъ громкій говоръ всей остальной публики. Но вдь это, господа, такъ натурально, такъ натурально, что… пробормоталъ онъ потомъ сквозь зубы.
Затмъ послдовалъ дружный вызовъ благородныхъ актеровъ и актрисъ.
— Клитемнестру! Пашу! Клитемнестру! Агамемнонъ не могъ вдругъ показаться въ своей классической туник; онъ остановился на заднемъ план вмст съ Эгистомъ и другими выполнителями этой маленькой драмы. Мистеръ Бедуинъ Сандсъ вывелъ Зюлейку и Клитемнестру. Одинъ знатный вельможа непремнно хотлъ, чтобы его тотчасъ же представили Клитемнестр.
— Мистриссъ Родонъ Кроли была убійственно-очаровательна въ своей роли, замтили лордъ Стейнъ.
Озаренная торжественной улыбкой; Бекки раскланивалась передъ зрителями, какъ истинная артистка.
Между-тмъ явились оффиціанты съ прохладительными лакомствами на огромныхъ подносахъ. Актеры исчезли со сцены, чтобъ приготовиться ко второй шарадной картин.
Три слога этой шарады надлежало изобразить въ пантомим, и выполненіе послдовало въ слдующемъ порядк:
Первый слогъ. Полковникъ Родонъ Кроли, въ длинномъ сюртук, въ шляп съ широкими полями, съ палкой и фонаремъ въ рукахъ, занятымъ изъ конюшни, проходитъ черезъ сцену, брюзгливымъ крикомъ какъ-будто желая показать обитателямъ дома, что ужь пора ложиться спать. У нижняго окна сидятъ двое купеческихъ прикащиковъ, и кажется играютъ въ криббиджъ. Игра тянется вяло, и они зваютъ. Къ нимъ подходитъ молодой человкъ, повидимому, половой (Джорджъ Рингвудъ, выполнившій эту роль въ совершенств), и останавливаетъ ихъ среди партіи. Скоро появляется горничная (лордъ Саутдаунъ) съ нагрвальникомъ и двумя шандалами. Она входитъ въ верхнюю комнату, и нагрваетъ постель. Жаровня въ ея рукахъ служитъ орудіемъ для привлеченія къ ней вниманія прикащиковъ. Горничная уходитъ. Прикащики надваютъ ночные колпаки и опускаютъ сторы. Половой выходитъ, и запираетъ снаружи ставни. Затмъ вы слышите, какъ при возвращеніи въ комнату, онъ запираетъ дверь извнутри желзнымъ болтомъ. Оркестръ играетъ: «dormez, dormez, chers Amours». Голосъ изъ-за занавса говоритъ: «Первый слогъ».
Второй слогъ. Лампы внезапно зажигаются. Музыка играетъ старинный маршъ изъ «Джона Парижскаго:» ah, quel plaisir d'кtre en voyage. Сцена та же. Между первымъ и вторымъ этажемъ дома зрители видятъ гербы Стейна. Раздается звонъ колокольчиковъ по всему дому. Въ нижней комнат какой-то человкъ передаетъ другому исписанный клочокъ бумаги; тотъ беретъ его, читаетъ, принимаетъ грозную позу, сжимаетъ кулакъ, и говоритъ, что это безстыдно. «Конюхъ, подавай мою одноколку!» кричитъ другой человкъ, остановившійся въ дверяхъ. Онъ улыбается горннчной (лорду Саутдауну) и ласкаетъ ее за подбородокъ. Молодая двушка, повидимому, оплакиваетъ его отсутствіе, какъ нкогда Калипса плакала о другомъ отъзжающемъ путешественник, Улис. Половой (Джорджъ Рингвудъ) проходитъ по сцен съ деревяныымъ ящикомъ, наполненнымъ серебряными флакончиками, и кричитъ: «Горшки» — съ такимъ неподдльнымъ юморомъ и натуральностью, что зала дрожитъ отъ рукоплесканій, и букетъ падаетъ на сцену. Раздается хлопанье бичей. Хозяинъ, горничная, половой, бгутъ къ дверямъ, но въ эту минуту является какой-то зиміенитый гость. Занавсъ опускается, и невидимый режиссёръ театра кричитъ: «Второй слогъ».
— Это должно быть «Гостинница», говоритъ капитанъ Бриггсъ.
Зрители смются надъ догадливостью капитана, хотя былъ онъ весьма близокъ къ истин.
Передъ третьимъ слогомъ оркестръ играетъ разныя морскія мелодіи: «Rule Britannia», «Затихни Борей», и проч. Будетъ вроятно морская сцена. Съ поднятіемъ занавса раздается звонъ колокола. «Ну, братцы, къ берегу!» кричитъ чей-то голосъ. Пассажиры прощаются другъ съ другомъ. Нкоторые съ безпокойствомъ указываютъ на облака, представляемыя на сцен темной занавской, и тревожно киваютъ головами. Леди Скримсъ (Лордъ Саутдаунъ) съ ридикюлями, узелками и собачкой, и мужъ ея садятся на полъ, и стараются ухватиться за канатъ, Дйствіе очевидно происходитъ на корабл.
Капитанъ (полковникъ Кроли) въ треугольной шляп и съ телескопомъ въ рукахъ, выходитъ на палубу и озирается во вс стороны, поддерживая въ то же время шляпу на голов. Полы его сюртука развваются какъ-будто отъ сильнаго втра. Когда рука его опускается, чтобы направить телескопъ къ глазамъ, шляпа слетаетъ съ его головы, и публика апплодируетъ. Втеръ становится сильне; музыка гремитъ громче и громче; пассажиры и матросы, качаемые втромъ, перебгаютъ съ мста на мсто, какъ-будто на корабл происходитъ сильнйшая качка. Буфетчикъ (г. Рингвудъ) выбгаетъ на сцену съ шестью тазами, и одинъ изъ нихъ ставитъ передъ лордомъ Скримсомъ. Леди Скримсъ даетъ толчокъ своей болонк, и та испускаетъ жалобный визгъ. Потомъ она приставляетъ платокъ къ лицу, и длаетъ видъ, что уходитъ въ каюту. Звуки оркестра достигаютъ до неистоваго волненія, и третій слогъ приведенъ къ концу.
Затмъ послдовалъ небольшой балетъ «Le Rossignol», доставившій въ т дни блестящую извстность господамъ Монтегю и Нобле. Мистеръ Уагтъ перснесъ этого «Соловья» на англійскую сцену въ вид опернаго балета, къ которому онъ, какъ искусный стихотворецъ, приклеилъ изящные стихи. Актеры выступили во французскихъ костюмахъ. Лордъ Саутдаунъ превратился теперь въ хромую и брюзгливую старуху, вооруженную клюкою.
За сценой послышались мелодическія трели, выходившія изъ маленькой живописной хижинки, покрытой цвтами.
— Филомела! Филомела! кричитъ старуха,
Филомела выходитъ. Дружныя рукоплесканія встрчаютъ ее въ зал. Это опять мистриссъ Родонъ Кроли, напудренная и въ мушкахъ, какъ очаровательнйшая маркиза въ мір.
Она смется, поетъ, и выпархивая на авансцену со всею невинностью театральной юности, восхитительно раскланивается передъ публикой. Мать спрашиваетъ.
— Отчего ты, дитя мое, все смешься и поешь?
Филомела поетъ:
«Роза на моемъ балкон всю зиму безъ листьевъ стояла, утренній воздухъ вдыхая, и тоскливо дожидаясь весны. Отчего же теперь цвтетъ моя роза, и благовонный запахъ исходитъ изъ ея устъ? Оттого, мама, что весеннее солнце восходитъ, и птички громко поютъ, порхая по небесной лазури.