Беглец
Шрифт:
– Лавочники, конечно, звери. Но за кражу они воришек не потрошат, – хохотнул граф.
Публика отозвалась жиденькими нервными смешками. Всего несколько человек не позеленели от вида пустого, как дырявое корыто, трупа. Само собой, де Вельт видел и не такое в захваченных после долгой осады крепостях, на полях сражений и после них. Коронер смотрел на края раны и вычищенное нутро с профессиональным интересом, почти на границе нездорового восторга. Сам Навен не почувствовал ничего, кроме голодного урчания в животе. Краем глаза он следил за Готфри: на физиономии гизрийца
– Может, който? – если де Вельт и был испуган, то страха никак не показывал. – Они у нас водятся.
– Нет, – уверенно отозвался коронер. – Разве только нарочно обученный убивать. Или наделенный извращенным разумом.
Крысомордый, прищурившись, посмотрел на собравшихся. Под его пристальным взглядом сделалось неприятно. И не одному Навену. Готфри едва слышно переступил с ноги на ногу и сглотнул.
– Който не убивают – они охотятся, – назидательно произнес коронер. – В основном, на своей территории и только ради пищи. Будь тут замешан който, даже случайно забравшийся из леса в город, он бы унес тушу с собой. Но это совершенно точно что-то крупное. Рану нападавший нанес снизу вверх. Острым серповидным орудием.
– Когтями, – прошептал Готфри и зажал себе рот.
– Уносите, – распорядился граф. – Где корладец? Он?..
– …навещает мою матушку, – поспешил как можно деликатнее вставить Навен. – Там за него есть кому поручиться.
– Но под стражей он ночью не был? – нахмурился де Вельт.
– Отсутствие в покоях еще никого не делает преступником, – внезапно подал голос Готфри и густо покраснел.
«Или недоносок тоже провел веселую ночку в борделе, или… что более вероятно, нашел себе приключений в замке», – отметил Навен. Иначе откуда у паршивца желание обелять врага?
– Если его сиятельство пожелает, я немедленно доставлю корладца, – предложил Навен со всей своей учтивостью.
– Не пожелает мое сиятельство, – проворчал граф. – Ватто, Гелар, за мной.
Стражники Хоринга, закованные в броню, недвусмысленно оттеснили имперского коронера. Труп вора водрузили на носилки, и представление закончилось. Хотя люди не спешили расходиться. Прошествовал Де Вельт в сопровождении магов. За ними стражники с носилками. Навен остался не у дел. Следовало напроситься осмотреть покойника самому, но действовать открыто не хотелось.
Готфри отвел коронера подальше и что-то шептал тому на своем родном диалекте. Подслушать их было просто, понять, увы, нет. Даже знакомые слова звучали незнакомо. Во всем явственно мерещились гнусавые квакающие нотки. «Хуже, чем мы думали», – ответил гизрийцу крысомордый.
Что-то мягкое мазнуло Навена по бедру. Так легко, словно дуновение сонного летнего ветерка. Но наивные фокусы не могли обмануть того, кто видел эту жизнь и с лица, и с изнанки. Навен молниеносно перехватил руку в перчатке, скользнувшую в его карман. Да так, что никто вокруг не заметил неловкости ситуации.
– Назови мне причину не ломать твои пальцы, – вкрадчиво предложил Навен.
– Курьеру? – насмешливо ответил пойманный на горячем. – Я тут не брать, а отдавать.
Навен разжал хватку. Тонкие пальцы выскользнули, и курьер потерялся в невесть откуда собравшейся толпе.
– Смотреть не на что! – крикнул зевакам коронер. – Тело унесли.
– Чего ж тебя с собой не взяли, образина? – крикнул в ответ кто-то из толпы.
Мерзкий тип зашипел, как гигантская крыса, одернул кошачий воротник и, задрав нос, удалился. Навен сунул руку в карман. Там действительно лежало то, чего он сам туда не клал. Медная монета с тремя насечками шрамов прямо по профилям императорской четы.
Тоскливым взглядом проводил Навен удаляющиеся фигуры Готфри и коронера. Нет смысла пытаться получить ответы, когда не знаешь правильных вопросов. А вот Леннарт мог бы пролить свет на некоторые детали.
С этими мыслями он и вернулся в «Бархотку и подвязку». При свете дня это заведение превращалось в обыкновенный пансион для девиц, как их описывали в мемуарах. До заката шлюхи даже напоминали женщин. Те, что помоложе, проводили время за учебой, на которой более всего настаивала мадам. Девочек учили грамоте и языкам, истории, законам мирским и божьим. А сверх того танцам, музыке и живописи. Те, что постарше, пряли и шили, или являлись учителями.
В старые времена это место сошло бы за храм Мадары. Жрицы поощряли распространение любви в самом наглядном ее проявлении. А после изгнания мадариток из конклава во всем этом стало меньше веры и больше выгоды.
На первом этаже в холле Навен встретил мадам Каси. Она с небольшим чемоданчиком своей обычной уверенной походкой направлялась на улицу.
– Хорошо, что мы встретились, – не дав юноше раскрыть рта, начала Каси. – Я какое-то время проведу в замке. Речь не о часах, а о днях или неделях.
– Но в верхнем городе небезопасно, – без подобающего приветствия возразил Навен. – Сегодня там произошло убийство. Возможно, жизнь графа в опасности. Почему тебе нужно непременно быть там?
– Именно поэтому, – грустно улыбнулась она. – Я знаю свое место.
– А люди? Что скажут они? – Он прибег к последнему средству. – Мама, не желаю, чтобы с вами случилась беда.
Каси Кателлинг уронила чемоданчик. Приблизилась так, точно плыла в воздухе. И со всей возможной нежностью коснулась руками щек Навена. Сапфировые глаза заискрились, и горячие струйки скользнули по идеальному макияжу.
– Какой же ты красивый, когда волнуешься, – сквозь слезы рассмеялась она. – Что мне люди? Люди всегда болтают. А ты не слушай.
На том они расстались. Из-за запертых дверей доносилось монотонное бормотание. Читали историю. В «Подвязке» не было местных девочек. Все, кто обитал тут, прибыли с материка на тюремных барках. Мадам Каси спасала от рудников кого могла. В ход шло все: обаяние, авторитет графа и взятки. Оттого девочки были безгранично преданы своей госпоже.
Мало кто из них хотел учиться, только Каси не спрашивала. Иногда Навену казалось, что она верит в лучшее будущее для каждой из них.