Беглянка
Шрифт:
Я задумчиво прикусила губу. Если бы я обнаружила свой талант, могла бы сейчас работать в какой-нибудь лаборатории… И никогда бы не встретила Лауля.
— Слушай, а дети-рабы встречаются? — Вдруг вспомнила я.
— Да, и частенько.
— Но откуда? Неужели они тоже бывают предателями?
— Нет. По умолчанию до совершеннолетия дети считаются безвинными.
— Значит, невольникам разрешают вступать в брак?
— Никогда. Любые половые контакты между рабами категорически запрещены.
— Тогда как?.. — В полнейшем непонимании протянула я.
Инквизитор тяжело вздохнул и, отключив комм, повернулся ко мне:
— Очень просто: если свободный мужчина заинтересуется рабыней настолько, что она забеременеет, в том числе по неосторожности, то рождённый ребёнок считается невольником.
В голове проскочила мысль, до чего же не повезло этим несчастным созданиям, однако высказывать её вслух я не стала.
— Почему же тогда я их ни разу не видела? — Вместо этого спросила я.
— Потому что они обычно воспитываются в домах отца.
— И девочки?
— Да. Из них тоже можно извлечь немалую выгоду.
— А в классовом положении они имеют какое-то преимущество?
— Нет. Для получения свободы они точно так же должны доказать свою уникальную полезность Империи, а лучше сразу совершить нечто выдающееся, прямо указывающее на преданность собственной родине и законам её жизни. Единственное преимущество, которое у них может быть — изначально лучшие условия существования, более мягкое отношение. Но так случается далеко не всегда.
В один миг Патриор превратился для меня из обычной планеты с несколько жестокими порядками в рассадник вселенского зла. Никогда бы не поверила, что где-то во вселенной ещё способны мучить детей…
— А как же жёны относятся к отпрыскам мужа со стороны? — Справившись с возмущением, продолжила разбираться я. — Не ревнуют?
— При местных порядках? Ты смеёшься! Они и слово без позволения вставить не всегда могут, какая ревность?
— Значит, молчат?
— Конечно. На отношение к ним эти дети не влияют. Только от свободной женщины можно гарантированно получить наследника, остальное же идёт в качестве дополнения, без особой надежды на удачный исход. Правда, мой отец, например, вообще никогда не состоял в браке. И единственную официальную наследницу ему родила одна из тех свободных женщин, с которыми он время от времени сношался.
Я оторопела.
— Твой отец?! — Неосознанно повторила я. — То есть ты тоже раб?
— Был. Но заслужил себе свободу, а когда отец официально представил меня своим ненаследным сыном — благополучно сбежал.
Мои представления об Инквизиторе неожиданно оказались прямо-таки вывернуты наизнанку. И многое вдруг стало яснее — его страсть к наказаниям, умения, информированность…
— Знаешь… — С трудом переварив услышанное, наконец подала голос я. — Всё вроде логично, но одного в упор не понимаю.
— Чего именно?
— У тебя же всё было… И, несмотря на это, ты вернулся, отлично зная, что ничего хорошего тебя здесь не ждёт?
— Как видишь.
— Зачем?
— За тобой.
Я скривилась:
— А если серьёзно?
Инквизитор молча улыбнулся.
— Не смешно! Ты увиливаешь от ответа!
— Я не увиливаю, Гармина. Ты просто не хочешь меня слышать.
— Это твоя постоянная отговорка! По той же причине ты до сих пор не объяснил мне, в каком качестве прилетел на Патриор.
— Ты не спрашивала.
— Потому что не хочу портить сложившееся о тебе хорошее впечатление!
— Ну вот, опять.
Я обиженно отвернулась.
Он был прав — я принципиально не поднимала эту тему, но его шутливые ответы были хуже молчания. Они заставляли меня усомниться в его честности. Он как будто что-то скрывал…
От прошлого не сбежать. Обида
Очередной вечер подкрался незаметно. Тихо растаяла дверь, пропуская внутрь припозднившегося Инквизитора, который сразу же приступил к обходу помещений, не обратив на склонённую меня никакого внимания.
Всё было привычно и спокойно… Если не считать одной маленькой детали.
— Что это у тебя? — Удивилась я, едва Лауль занял своё любимое кресло.
— Где? — Устало уточнил он.
Я приблизилась, осторожно присела на подлокотник и нерешительно прикоснулась к его щеке:
— Здесь. Синяк.
— А, это… Пустяки. Поссорился с мужем единокровной сестры.
Убирать мою руку или отворачиваться он не стал, поэтому я продолжила поглаживать его пострадавшую скулу. После недавно открывшейся информации я испытывала сочувствие к своему бывшему жениху, которое выливалось вот в такие редкие приступы ласки.
— Можно узнать, почему?
— Он был категорически несогласен с моим предложением.
— И из-за этого распустил руки?!
— Думаю, настоящая причина была совсем другой, а это — просто повод выместить на мне свою злость.
— Ты ему чем-то насолил?
— Прямо — нет. Все его подозрения не имеют никаких доказательств, что не мешает им исподтишка отравлять ему жизнь.
— Но ты-то тут при чём?
— По его мнению я являюсь исходным виновником. И в теории это действительно так, поэтому я его понимаю.
Я обиженно поджала губы:
— Ты не мог бы перестать говорить загадками, а?
Лауль вздохнул:
— Это семейные распри. Гинен боится, что я отниму у него законное место наследника, которое должно достаться ему через жену.
— Но ты же ненаследный сын!
— Опять-таки по его мнению, я легко могу сменить статус. И он прав. Поэтому наше общение давно превратилось в сплошное противостояние.
Вспомнив мстительный характер своего собеседника, принципы жизни на Патриоре и давнишний злосчастный выпад вилкой на приёме у Элуаля Паруша, я задумчиво покосилась на Лауля.