Бегство г-на Монда
Шрифт:
— У них есть один двухместный номер. Разумеется, если это вас не смущает. Впрочем, двух свободных комнат все равно нет, а потом, это выглядело бы странно. Смотрите! Четыре девушки справа от дверей… Танцовщицы.
Она ела сосредоточенно, как в Марселе, замечая, однако, все, что происходило вокруг.
— Хозяин сказал, что еще рано. Сейчас закончилась программа в мюзик-холлах, а казино и кабаре заработают только после трех. Интересно…
Он понял не сразу. Лоб женщины прорезала капризная складка. Должно быть, она подумала об ангажементе.
— Кормят здесь вкусно и недорого. Да и комнаты, кажется, чистые.
Они пили кофе, когда рассыльный доложил, что багаж доставлен и уже в номере. Несмотря на утомительную прошлую ночь, спать Жюли расхотелось.
Она смотрела на Жанину Дор, которая через маленькую дверь направилась к гостиничной лестнице — Они все живут здесь Через час появятся и остальные.
Еще час — ну, это уж слишком, даже чересчур Она выкурила последнюю сигарету, зевнула и поднялась.
— Пойдем.
Любовью они занялись лишь на третий день. Три суматошных дня. В их комнате с окнами на узенький дворик мебель была старая, мрачная, на полу — серый потертый ковер, из которого лезли нитки, кресло покрыто ковриком, обои скорее коричневые, чем желтые, в углу ширма, а за ней — туалет и биде.
В первый вечер Жюли раздевалась за ширмой; она вышла в пижаме в голубую полосочку, но уже ночью сняла брюки: они ее стесняли.
Г-н Монд спал на соседней постели; кровати разделял ночной столик и коврик. Спал он плохо: сказывался ужин. Несколько раз, услышав в пивной шум, он хотел спуститься вниз и попросить соды.
Он встал в восемь, тихо оделся, не разбудив спутницу, которая сбросила с себя одеяло: радиатор шпарил нещадно, в комнате было жарко и душно.
Может быть, это и угнетало его ночью.
Он спустился вниз, оставив чемодан на виду: пусть Жюли не думает, что он сбежал. В пустом кафе обслужить Монда было некому, и он отправился завтракать в какой-то бар, полный рабочих и служащих; потом погулял у моря, забыв о том, другом море, на берегу которого когда-то мечтал распластаться и выплакаться Может быть, он еще не освоился? В светло-голубом по-детски небе — таким же, как на школьной акварели, было и море — гонялись друг за другом белые на солнце чайки; поливальные машины чертили мокрые полосы на щебенке дорог.
Он вернулся около одиннадцати, по привычке постучал в дверь.
— Войдите.
Она не знала, что это он. В трусиках и лифчике, включив в патрон лампы электрический утюг, она гладила свое вечернее шелковое платье.
— Хорошо спали? — спросила она.
Поднос с завтраком стоял на ночном столике.
— Через полчаса я буду готова. Который час? Одиннадцать? Вы не подождете меня внизу?
Монд ждал ее, просматривая местную газету. Он уже привык ждать. Они позавтракали еще раз, теперь вдвоем. Потом вышли на улицу и направились на Английский бульвар; возле казино она снова попросила его подождать и исчезла в игорном доме.
Затем она потащила его на одну из центральных улиц.
— Подождите меня…
На эмалированной табличке греческое имя и слово «импресарио».
Жюли вернулась взбешенная.
— Свинья! — бросила она, ничего больше не объясняя. — Может, погуляете один?
— А вы куда?
— Мне еще надо пройтись по двум адресам.
И, свирепо стиснув губы, она зашагала по улицам незнакомого ей города, расспрашивая полицейских, поднимаясь на верхние этажи, вытаскивая из сумочки записки с новыми адресами.
— Я знаю, где можно выпить аперитив.
Они оказались в «Арке», элегантном баре. Прежде чем войти, Жюли подкрасилась. Держалась она вызывающе. Г-н Монд понял: ее стесняет его убогий вид. Она даже сомневалась, сумеет ли он прилично вести себя в таком заведении, и потому сделала заказ сама, повелительным тоном, усевшись на высокий табурет и положив ногу на ногу:
— Два розовых, бармен.
Она демонстративно грызла оливки. Пристально разглядывала посетителей — и мужчин, и женщин. Злилась, что никого не знает, что она новенькая, на которую все смотрят не без удивления из-за ее дешевого платья и скромного пальто.
— Пойдем обедать.
У нее нашелся адрес и для этого. Потом, с некоторым смущением, она сказала:
— Не возражаете, если вернетесь один?.. О, дело совсем не в том, о чем вы думаете. Поверьте, после всего, что я пережила, мужчины мне опротивели, и теперь уж я не попадусь на удочку. Но я не хочу быть вам обузой. У вас ведь своя жизнь, верно? Вы были так любезны! Я уверена, что встречу кого-нибудь из знакомых. В Лилле я перезнакомилась со всеми артистами, которые приезжали на гастроли…
Спать он не лег, а пошел прогуляться в одиночестве по улицам. Потом, уже устав ходить, забрел в кино. Еще один знакомый образ, который наплывал из таинственных запасников памяти: билетерша с электрическим фонариком ведет одинокого пожилого мужчину по темному залу, где уже начался фильм, звучат голоса, и на экране жестикулируют люди, более крупные, чем в натуре.
Когда он вернулся в «Жерлис» — так называлась его гостиница и пивная, — в зале за столиком он заметил Жюли среди группы акробатов. Она видела, как он проходил. Он понял, что она говорит о нем. Он поднялся в номер, а она пришла четверть часа спустя и в этот раз разделась при нем.
— Он обещал похлопотать обо мне. Шикарный тип.
Его отец, итальянец, был каменщиком, и он начал с того же.
Еще день, потом другой, и г-н Монд стал уже привыкать, порой даже не думал об этом. В тот день после обеда Жюли решила:
— Я посплю часок — ночью поздно вернулась. Вы днем не спите?
Ему тоже хотелось спать. Они поднимались друг за другом, и он представил себе пару, пары, сотни пар, поднимающихся именно так по ступенькам лестницы. И на него повеяло теплом.
Номер еще не убирали. Обе разобранные постели являли глазам синеватую белизну простыней; на подушке Жюли остались следы губной помады.