Шрифт:
Пролог
.
Когда опытный гид смотрит на кажущуюся уже такой близкой заснеженную вершину, а над головой раскинулось чистое синее небо, и до самого горизонта среди острых белых пиков не видно ни одного облачка, а за спиной нетерпеливо толпятся готовые на подвиги подопечные, и лишь едва заметная белесая полоса, словно невесомым призрачным кольцом опоясала самую верхушку горы, он должен, основываясь на своем опыте, на своем чутье, которое не раз оказывалось точнее любых метеопрогнозов, здесь и сейчас принять единственно верное решение о продолжении или прекращении восхождения. Погода «миллион на миллион», едва заметный ветерок, под ногами хороший плотный фирн, готовых обрушиться снежно-ледовых карнизов или скоплений снега в кулуарах не наблюдается. Но – «гора вывесила зеркало». И гид уводит разочарованную, обозленную, ничего не понимающую группу вниз. Потому что поверил необъяснимому чутью, потому что не хочет
Когда менеджеру крупной корпорации неожиданно предлагают подняться на принципиально новый уровень, войти в круг общения с такими людьми, о знакомстве с которыми он не мог даже мечтать, стать посвященным в непубличную сторону деятельности компании, с тем, чтобы, в конце концов, самому возглавить огромный бизнес, то, при очевидной привлекательности такого предложения, чутье переговорщика и жизненный опыт должны подсказать ему правомерный вопрос: «А чем мне нужно будет заплатить за столь феерический взлет карьеры?». Потому что ничего в жизни не дается даром, и в нагрузку к высокому статусу, огромным доходам и удовлетворенным амбициям он неизбежно получит моральную и юридическую ответственность за такие аспекты деятельности компании, о которых предпочел бы вообще ничего не знать.
Когда ты в блаженном одиночестве сидишь за столиком уличного кафе и любуешься открывающимися видами, а в голове лениво и умиротворенно протекают мысли о радужных карьерных перспективах, о целях – уже достигнутых и тех, более амбициозных, которые теперь можно поставить, – о всевозможных приятных мелочах и необременительных заботах, и вдруг видишь перед собой незнакомую девушку, один взгляд на которую ясно дает понять, что она попала в нешуточную беду, чутье безошибочно подскажет, что сейчас тебе придется сделать, может быть, один из самых непростых в жизни выборов. Ты чувствуешь, что, если дашь ей такую возможность, она с готовностью разделит с тобой свои проблемы, возложит на тебя часть своего груза, не спрашивая, готов ли ты его нести. И еще ты чувствуешь, что именно сейчас, в момент, когда в твоей жизни совершаются столь приятные перемены, этот груз и эти неожиданные заботы окажутся совершенно некстати, смогут помешать, задержать, вообще перечеркнуть только открывшиеся перспективы. Но у тебя всегда есть право выбора. Можно, например, старательно глядя в сторону, пробормотать что-то вроде «Извините, девушка, я спешу», а новые впечатления насыщенной жизни быстро развеют в душе неприятный осадок от случайной мимолетной встречи.
Странное дело: Макс никогда не верил в предчувствия, приметы и суеверия. Даже многолетние занятия альпинизмом, когда слово «последний» все вокруг привычно заменяли на «крайний», даже случай, когда совершенно необъяснимая сиюминутная прихоть однажды заставила его пойти более трудным и длинным обходным маршрутом, избежав в итоге схода серьезной лавины, не смогли приучить его смотреть в зеркало при возвращении, стучать по дереву или останавливаться перед черной кошкой.
Макс вообще не был склонен анализировать задним числом произошедшие события, доискиваться их причин, копаться в мотивах своих поступков или сожалеть об упущенных возможностях. Иначе он обязательно запомнил бы, как приглашение шефа прокатиться с ним в Горный Алтай на закрытую тусовку сильных мира сего, откуда Макс должен был вернуться фактически вторым человеком корпорации, вместе с восторженным предвкушением вызвало, пусть и слабое, но совершенно неуместное ощущение тоскливой обреченности. Наверно, это и было то предчувствие опасности – приобретенное в горах или присущее с рождения, – которое подсказывало ему, что за крутым взлетом, по всем правилам русских горок, может наступить не менее крутое падение, но Макс привычно быстро погасил в себе столь несвоевременные и смутные сомнения.
Ну а потом, когда в результате спонтанного, почти мальчишески озорного решения он вместо солидного отдыха с солидными людьми на солидной турбазе вынужден был отстреливаться в тайге от неизвестных преследователей, держа в руках боевое оружие второй раз в жизни после военной кафедры института, измазавшись землей, помогать закапывать в лесу свежие трупы, с настороженным вниманием провожать глазами каждую проезжающую машину, скрываясь и от полиции и от людей собственного шефа, у него тем более не было времени размышлять о том, как кардинально может изменить судьбу однажды сделанный выбор.
В любом случае, он свой выбор сделал. И ни разу потом
Глава 1.
– Здравствуй, Максим. Проходи, присаживайся. Да не туда, в кресло садись, разговор у нас с тобой сегодня получится долгий и обстоятельный, так что, устраивайся. А это что у тебя?
Слегка удивленный, Макс обошел массивный стол для совещаний, опустился в одно из двух черных кресел в углу кабинета и положил на низкий журнальный столик тонкую кожаную папку.
– Это, Валерий Гаврилович, некоторые дополнительные данные по Забайкальскому ГОКу. Я сегодня выслал вам файлы с финансовым расчетом и оценкой рисков, подготовил свои соображения по этому поводу. Собственно, перед тем, как вы меня вызвали, я сам хотел инициировать встречу. В двух словах ситуация такая: c учетом новых, известных вам обстоятельств, аналитики произвели перерасчет своих прогнозов по трем сценариям, переслали результаты финансистам. Ситуация серьезно изменилась. Финансисты считают, что при пессимистичном сценарии, вероятность которого, кстати, аналитики оценивают теперь в пятьдесят пять процентов, китайских денег может не хватить, привлечение дополнительного финансирования через выпуск облигаций или банковскими кредитами для нас сейчас обойдется дорого, в результате срок окупаемости всего проекта и выход на операционную рентабельность…
– Погоди, Максим.
Запнувшись на полуслове, Макс посмотрел в спину Дарганова, который стоял у огромного панорамного окна, заменяющего собой одну их стен кабинета, и, казалось, задумчиво изучал вид вечерней Москвы, открывавшийся с двадцатипятиэтажной высоты.
– Файлы твои я видел. Верю, что соображения твои толковые. Обсудим их… позже. К китайцам делегацию отправим, презентацию им подготовишь грамотную. Деньги я найду. К Рыжему придется на поклон идти, больше сейчас ни с кем не договориться. В общем, все это может подождать. До совета директоров полтора месяца. Я хочу, чтобы за это время ты подобрал себе достойную замену и успел обстоятельно и не торопясь передать дела.
Дарганов обернулся.
– Я снимаю тебя с проекта Забайкальского ГОКа. Можешь кого порекомендовать на свое место?
Потрясенный Макс молча уставился в спину вновь повернувшегося к окну шефа.
Строительство крупного горно-обогатительного комбината являлось, пусть не самым масштабным, но уж точно самым громким и раскрученным проектом корпорации. Торжественный запуск стройки, случился год назад, прошел шумно, с большим количеством прессы, федеральных и региональных чиновников, с длинными речами и первым кирпичом, заложенным под объективами телекамер лично Премьером.
Узнав о своем назначении куратором известного всей стране проекта, окрыленный Макс почувствовал себя человеком, вытащившим, наконец, счастливый билет. И даже Вика, обычно реагировавшая на любые карьерные успехи мужа с пренебрежительным скепсисом, на этот раз снизошла до слегка насмешливого, но почти благожелательного комментария: «Ничего так папусик тебя двинул».
Ощущение, что все идет не совсем так, как он представлял себе, вступая в должность, появилось у Макса почти сразу. Финансирование проекта было предусмотрено щедрое, в пуле инвесторов присутствовали российские и иностранные частные компании, а также серьезные госструктуры, однако с самого начала стройка почему-то начала испытывать острую нехватку средств. От крупного транша, перечисленного ВЭБом в рамках государственного софинансирования, уже через неделю волшебным образом почти ничего не осталось. Тендеры на поставки материалов и выполнение работ выигрывали не те, кто предложил лучшие условия, а какие-то неизвестные рынку конторы, причем почти всегда подобные поставщики, получив предоплату, безнадежно срывали сроки и серьезно подводили с качеством. Макс, номинально являясь руководителем всего проекта, по факту оказался не в состоянии ни проследить финансовые потоки, ни повлиять на итоги тендеров. На его неоднократные, иногда довольно эмоциональные обращения Дарганов реагировал всегда одинаково, лишь с небольшими вариациями: «Максим, к тебе абсолютно никаких претензий нет, более того – твоей работой я очень доволен… ГОК – лишь часть огромного бизнеса корпорации, чьи интересы порой требуют некоторых отступлений от принятых норм… Ты отлично вникаешь в дела – это для тебя хорошая школа, которая поможет тебя со временем подняться еще выше… Просто выполняй свои обязанности, а о результате не беспокойся. Результат будет…».
Между тем, проект, столь помпезно стартовавший, грозил не сегодня – завтра превратиться в большой пшик и вызвать нешуточный скандал. В конце концов Максу надоело исполнять роль свадебного генерала при умирающей стройке, и он решил при первом удобном случае спокойно, без надрыва и эмоций поговорить с шефом и спросить прямо: собирается ли он вообще достраивать комбинат и, если да, то на какие деньги, а, если нет, то как намерен объясняться с инвесторами. Во втором случае немалое значение имел и вопрос о роли самого Макса в неизбежных проверках и расследованиях.