Бегство из рая
Шрифт:
Референт в ответ лишь молча покачал головой.
Быстро стемнело. Снегопад давно прекратился, но из ущелья понесло клочья тумана, которые становились все гуще, а просветы между ними – короче, и вскоре весь лагерь оказался закутан во влажную белесую мглу. Люди зашевелились, стали зябко поеживаться, натягивать на головы капюшоны. Почти все надели налобные фонари и их бледные лучи, борясь с плотной, стремительно несущейся мимо белой взвесью, освещали лишь немытую посуду на каменной плите, узкий круг прижавшихся друг к другу туристов и, уже на излете, обозначали призрачные силуэты ближних палаток. Ребята из группы Макса чуть раньше ушли к своим палаткам готовить ужин, и сейчас из тумана изредка доносилось позвякивание
– Ну что, бойцы и бойчихи, – громко объявил Влад. – К задушевным беседам под звездами погода не располагает, так что пора отбиваться, тем более что некоторым завтра рано вставать. Дежурные моют посуду, кто привык перед сном принимать горячую ванну – ни в чем себе не отказывайте.
И, обращаясь к Максу и Андрею, добавил:
– А нам, кажется, осталось обсудить только один вопрос: чего завтра берем с собой. Сколько и какой снаряги может понадобиться с учетом того, что возможно придется спускать по контрфорсу травмированного, газ, понятно, аптечку оптимально скомплектовать одну из двух, раскладку по жратве прикинуть. Давайте все порешаем сейчас и тоже разбегаемся, тем более что Макс, вон, не ужинал еще…
…Вышли из лагеря в четыре часа. Ночь была абсолютно безветренная, небо закрывал сплошной слой плотной облачности, резко обрезавший белеющие в темноте снежные склоны метрах в семистах выше стоянок.
– Могло быть и хуже. – Прокомментировал погоду Андрей. – Нижняя кромка поднялась. Хорошо, а то пришлось бы ждать рассвета.
Спустились в небольшую ложбину, на дне которой грохотал неширокий, но мощный поток реки Колка, чуть ниже по течению впадавший в Геналдон. Функцию моста здесь выполняла перекинутая через реку грубо сколоченная деревянная лестница. Весенняя вода поднялась так высоко, что стремительные водные валуны, покрытые белой шапкой пены время от времени полностью скрывали под собой толстые, почерневшие от влаги доски. По очереди переправились, сделали короткую остановку – решили заранее надеть кошки и повязаться в связку. Дальше начиналась обширная морена ледника Майли. Летом пришлось бы идти по камням, сейчас же все было покрыто плотным, подмерзшим за ночь снегом.
Шедший первым Влад, зная, что за спиной не новички, сразу задал хороший, ровный темп. Тишину, наступившую по мере удаления от реки, нарушали лишь давно привычные для всех троих звуки: скрип снежного наста, пробиваемого зубьями кошек и штычками ледорубов и ритмичное позвякивание многообразной металлической «сбруи», пристегнутой к страховочным системам – карабинов, ледобуров, крючьев, жумаров и спусковых устройств. Свет налобного фонаря выхватывал из темноты причудливо переливающиеся кристаллы льда, провисшую почти до земли веревку, которая тянулась к впереди идущему, и крупные камни, выступающие над снежным покровом.
Спустя полчаса после переправы через Колку впереди вновь раздался рокочущий шум быстрой воды. Они подходили к ледяному мосту – огромной арке из грязно-серого льда, под которой, невидимый в темноте, грохотал могучий поток. Мост переходили по одному, с попеременной страховкой.
После моста подъем стал круче, и вскоре в свете фонарей из тьмы проступила пересекающая путь бесформенная снежная масса, на поверхности которой были в беспорядке разбросаны крупные глыбы льда. Стена высотой почти в человеческий рост тянулась от крутого склона контрфорса слева и, постепенно уменьшаясь в размерах, рассыпаясь и сужаясь, уходила вправо к ледопаду Майли. Это был лавинный конус – тело недавно сошедшей лавины, которая, хорошо разогнавшись и набрав массу в узком почти отвесном кулуаре, вырвалась из его тесного желоба, разлетелась по ровной поверхности в обе стороны, образовав огромный треугольник. Растянувшись на всю длину пятидесятиметровой веревки, связка проходила конус в ускоренном темпе. Вероятность схода сейчас, при легком утреннем морозце, была минимальной, но играть в рулетку с горами никто не хотел.
Ночная тьма заметно разбавилась предрассветной серостью, когда группа сделала первый большой привал. Перед ними высилась громадная каменная стена, уходящая в совсем уже близкие облака. Это и был западный контрфорс вершины ОЖД – крутой скально-осыпной гребень высотой тысяча четыреста метров, пронизанный узкими снежно-ледовыми кулуарами.
– Значит так, мужики, – оценивающим взглядом рассматривая предстоящий маршрут, Влад жевал шоколадку и прихлебывал из крышки термоса горячий чай. – Снега на контрфорсе много, наледь на камнях, наст пока держит, так что, до площадки на три сто кошки снимать не будем. Дальше – посмотрим. Летом здесь за весь переход до самого плато перила вешаются только в одном месте – как раз в самом начале, вон, видите, между двумя валунами взлет крутой начинается? Как будет сейчас – не знаю.
– Скоро в тумане пойдем, – заметил Макс. – Видимость будет, наверно, метра три. Путь хорошо помнишь?
– Я тут группы водил раз пять, да один раз еще ходил соло – не собьёмся. К тому же, в прошлом году, по крайней мере, до жандарма на три семьсот путь был турами промаркирован. В общем, рассиживаться нечего, собираемся.
За пару минут термосы, недоеденный перекус и ненужные уже фонари были упакованы и убраны. Влад накинул рюкзак, слегка подбросил его на себе, подтягивая регулировочные стропы плечевых лямок, застегнул и чуть затянул поясной ремень, бросил короткий взгляд на спутников, тоже уже готовых к выходу.
– Ну что, мужики, с богом.
Как это обычно бывает в горах, гребень или склон, издалека кажущийся почти отвесным и обещающим восходителям непрерывную работу с веревками, по мере приближения к нему как будто выполаживается, частично теряя свою суровую неприступность.
Подъем по контрфорсу ОЖД требовал больших физических нагрузок, но особой технической сложности, особенно в летние месяцы и в хорошую погоду, для опытных альпинистов не представлял. Однако вряд ли хоть кто-нибудь проходил раньше этот маршрут в условиях почти нулевой видимости, да еще в майское межсезонье.
Человек, много ходивший в горах, поднимаясь по крутой каменной осыпи, интуитивно выбирает место, куда поставить ногу, опытным взглядом отмечая и обходя ненадежно лежащие камни, которые могут вырваться из-под ботинка, покатиться вниз, на идущего сзади. Сейчас же снежный покров обозначал лежавшие под ним камни лишь плавными волнистыми изгибами, поэтому всем, кроме первого в связке, нужно было ставить ноги точно в отпечатанный на насте след. Влад, которому приходилось тропить неглубокий снег, периодически оступался, – в тумане раздавался скрежет зубьев кошек по камню, шорох потревоженной сыпухи, и, время от времени, предостерегающий крик «камень!». Макс, шедший вторым, лишь изредка различал впереди размытый силуэт Влада.
Дважды при особо крутом подъеме вешали перила. Упершись в такой участок, Влад останавливался, поджидая остальных, Андрей отстегивал от рюкзака бухту веревки, Влад лез наверх, делая станцию – крепил веревку на вбитых в трещины камней крючьях или закладках. Макс с Андрюхой поднимались с помощью жумаров, причем Андрей, как замыкающий, снимал станцию, сматывал и крепил к рюкзаку веревку.
Часов через шесть после начала подъема вышли к ночевкам на три пятьсот – ровной площадке, на которой можно было, не особо теснясь, поставить три-четыре палатки. Почти двухкилометровый дневной подъем от верхних нарзанов до плато был по силам только хорошо тренированным людям, поэтому площадка, благодаря своему расположению – прямо посередине контрфорса – и подходящим размерам, пользовалась популярностью у всех идущих на Казбек групп, – здесь неизменно ставили лагерь.