Бегство из рая
Шрифт:
Внезапный вызов к шефу застал его врасплох, – обычно все встречи, совещания, митинги и телеконференции назначались заранее с точным указанием времени, темы и списка участников. Отправляясь в приемную президента корпорации, он прихватил давно приготовленные материалы по комбинату, твердо намереваясь сегодня же выяснить все мучавшие его вопросы.
Однако начало разговора оказалось столь неожиданным, что он растерялся, сразу позабыв всю свою решимость.
– Ну, я не знаю, – Макс на секунду задумался. – Пожалуй, Радченко можно поручить, он вполне…
– Вот и ладненько, – сразу согласился Дарганов.
Он прервал, наконец, созерцание московских видов, развернулся, слегка прихрамывая (последствия тяжелейшей травмы ноги шестилетней давности, которую не удалось до конца залечить даже в дорогих европейских клиниках) медленно пересек кабинет и уселся во второе расположенное у журнального столика кресло. Этот уютный уголок, специально предназначенный для неофициальных бесед тет-а-тет, с элегантным, выполненным из красного дерева и стилизованного под старинный сейф минибаром, индивидуальной подсветкой, нежно переливающейся на зеркальной поверхности столика, мягким ковром, картиной на стене с изображением умиротворяющего пейзажа – рассвета в горах, абсолютно не гармонировал с деловой функциональностью огромного кабинета.
– Радченко – так Радченко. И то верно – парень молодой, грамотный, амбициозный. Небось, мается, считает, что недооценивают его. А тут ты ему таким проектом порулить предложишь. Думаю, кипятком писать будет от счастья. Вот и пусть он пока займется, ну, первое время под твоим присмотром, конечно. А с тобой, Максимка, у меня давно уже серьезный разговор созрел. Я все повода ждал, и вот он, похоже, появился.
Макс с удивлением наблюдал, как Дарганов открывает минибар, извлекает из него и расставляет на столик бутылку Hennessy, два пузатых бокала, тарелочку с аккуратно порезанными лимонными дольками. За все время работы в компании он не помнил ни одного случая, чтобы в пределах офиса шеф позволил себе малейшее отступление от чисто делового стиля общения с ним.
– Давай-ка, Максим, выпьем с тобой. Давненько мы не сидели вот так, за рюмочкой. Что-то вы с Викой совсем перестали приезжать, раньше-то, помнится, чуть не каждую неделю навещали, а теперь совсем забыли старика. Ну-ну, ладно, – прервал шеф начавшего было оправдываться Макса. – Это я так, ворчу под настроение. Так вот, давай-ка, Максим, выпьем за тебя. За путь, в начале которого ты находишься, за то, чтобы этот путь оказался более прямым, чем у меня, да и многих моих приятелей-соратников.
Шеф сделал маленький глоток, явно смакуя любимый коньяк, Макс опрокинул свою рюмку разом, – сколько бы он не пробовал различных недешевых напитков, привычка пить все сорокоградусное, как водку, в один прием, оказалась неистребима.
– Так вот, Максим, о чем я хотел с тобой поговорить, – Дарганов слегка поморщился, жуя лимонную дольку, плеснул коньяка в пустой фужер Макса. – Ты работаешь у меня почти пять лет. С кого ты тут начинал – сам помнишь, так что, путь пройден не малый, почти с самых низов. Конечно, я за тобой смотрел, двигал тебя, иногда помогал советом. Но при этом, каждый твой шаг наверх всегда был заслуженным – ты очень быстро обучался и на каждой должности со временем становился практически незаменимым. Поэтому, вопреки мнению некоторых, я знаю – такие есть, которые завистливо шипят тебе вслед, типа «зятек наверх попер», ты свой карьерный рост отрабатываешь честно.
Сделав новый глоток, Дарганов откинулся на спинку кресла, забросил ногу на ногу, задумчиво разглядывая коричневую жидкость на дне фужера.
– Знаешь, Макс, в моем положении страшнее всего ошибиться не в финансовом расчете или экономическом прогнозе, самой дорогой может оказаться ошибка в оценке людей. Тогда, под Казбеком, у меня не было возможности к тебе присмотреться, да и не в состоянии я был тогда к кому-то присматриваться, но чутье – то чутье, которое позволяет иногда с первого взгляда делить людей на своих и чужих, – уже тогда подсказало, что с тобой можно иметь дело не только в горах. Поэтому, когда я узнал, что у вас с Викой чего-то там наклевывается, а узнал я это, можешь мне поверить, – Дарганов хитро ухмыльнулся, – сразу же, и, может быть, даже раньше вас самих, я почувствовал облегчение. Облегчение и надежду.
Допив остававшийся на дне коньяк одним большим глотком, он небрежно плеснул себе почти полфужера, с чуть слышным кряхтением поднялся на ноги и медленно, с задумчивым видом собирающегося с мыслями человека побрел по кабинету. Макс следил глазами за шефом, молча ожидая продолжения монолога. Дарганов вновь подошел к окну, за которым в начинающихся сумерках уже появилась редкая пока россыпь огней, и замер в той же позе, в которой встретил Макса.
– Да-а. Вика моя, вернее – уже твоя, сам понимаю, не подарок. Упустил я ее. Мать у нее рано умерла, а из меня какой отец? Неделями в разъездах, да и в Москве когда – дома только ночую. Так с раннего детства и повелось: няньки-гувернантки-воспитательницы, любое желание – только глазом моргнуть, единственная дочь, центр вселенной. Видел ведь, какую жизнь она обслуге устраивает, понимал, что вмешаться надо, делать что-то, а что – не знал. Да, наверно, не очень то и хотел, думал: повзрослеет – изменится. Потом, когда учиться в Лондон поехала, надеялся, что хоть там-то ума наберется. Набралась… вернулась вообще неуправляемая – авторитетов никаких, деньги – грязь, в бизнесе – быдло с комплексами неполноценности, политики – выродки-импотенты. На парней, которые вокруг нее вились – понятно, все достойные, ее круга, – смотрела с брезгливой жалостью, типа, «сыночки-мажоры, без папашек своих не способные ни на что». Связалась потом с какими-то… службе безопасности вместе с ментами целая неделя понадобилось, чтобы шваль всякую отвадить от нее напрочь.
И тут ты нарисовался такой – герой-альпинист, покоритель вершин, папашку спас опять же. Такой типаж ей был внове. Ты оказался не похож ни на кого из тех, к кому она привыкла – ни на богатых балбесов-сыночков, ни на вечно обдолбанных хипарей-пофигистов.
Дарганов повернулся спиной к окну, посмотрел на Макса, хлебнул коньяк, уже не смакуя, как воду, поморщился, поставил фужер на рабочий стол.
– С тобой за эти годы она, конечно, сильно изменилась, дурь всякая повыветрилась. Опять же, матерью стала, а материнство мозги бабам почти всегда на место ставит. Вот только к делу моему интереса у нее ноль. О карьере деловой, как ты сам знаешь, даже слышать не хочет. А какая бизнес-леди получилась бы – с ее характером, внешностью, образованием, да с моими возможностями! Какими делами крутить могла бы! Ну, да ладно, бабы – они и есть бабы, не всякую такая судьба прельстит. Только я, Макс, вот это все, – он широко развел руками, как бы стараясь охватить все пространство огромного кабинета, – больше четверти века выстраивал. Еще в совке начинал, при Горбаче. И под следствием и под пулями ходил, на государевой службе сколько задниц вылизал, пока первые заработки пошли, сколько раз потом все кровно заработанное приходилось отдавать и заново начинать. И партнеры кидали и начальники. А потом я кидал, потом мне задницу лизали те, кто удавил бы, не задумываясь. Сам в крови не замарался – такого греха не было, – но с теми, кто в крови по уши, дела имел, и кровью этой пролитой для своей выгоды пользовался, не брезговал. И что теперь? Я, Макс, тебе не говорил, и Вике тем более. Врачи в последнее время темнят что-то. В брюхе моем им, понимаешь, чего-то не нравится. Толком не говорят ничего, говнюки-дармоеды, да я сам чувствую: не тот стал… ну, ладно, не о том сейчас.… Раскудахтался я как-то, а, между тем, по делу серьезному тебя позвал.
«А ведь он, и правда, как-то быстро постарел». Макс впервые обратил внимание на четко обозначившиеся под глазами шефа темно-синие мешки, вспомнил, что в последнее время иногда замечал в нем признаки крайней усталости или плохого самочувствия. Макс никогда не придавал этому особого значения, привычно списывая на обычные последствия пятнадцатичасового рабочего дня и постоянно растущий груз проблем с управлением корпорацией. Но после последних слов Дарганова он невольно вспомнил события почти шестилетней давности, когда ему пришлось познакомиться с будущим тестем, и только сейчас поразился перемене, произошедшей с этим сильным, казалось, несгибаемым человеком за такой короткий срок.
Глава 2.
Вечером, когда группа получила команду «отбой», стояла идеальная погода, и очень хотелось верить, что неутешительный прогноз, полученный при регистрации маршрута на базе МЧС, окажется простым недоразумением. В тихих безветренных сумерках на темнеющем небе робко проявлялись первые звезды. Вечерние тени сгущались на дне Геналдонского ущелья, постепенно скрывая лежащее на нем тело смертоносного ледника Колка. Некоторое время единственным источником света еще оставалась освещенная последними солнечными лучами вершина горы Майли-Хок, возвышавшейся в верхнем торце ущелья грозной снежно-ледовой стеной.