Бегство (Ветка Палестины - 3)
Шрифт:
– Ложная тревога. Седьмой месяц только, не дай Бог!.. Слушай, Зайка, откуда ты всё знаешь? И про гобелены, и про другое разное. Я по сравнению с тобой просто дикая сибирская кошка.
– Махнемся не глядя!
– Пухлые губы Зои дрогнули насмешливо: - Ты мне свое меццо-сопрано и сыночка, а я тебе всё свое... Ага, не хочешь!
– И, вздохнув.
– Ты - талант, Софка. А мне, чтоб чего-то добиться на этом свете, знаешь, сколько надо работать?
У выхода охранник спросил игриво: - Ну как, девочки, нагляделись?
– Досыта!
– весело ответила Софа,
– И показал на дорожку, ведущую куда-то наверх.
Зоя пожала плечами, и они с Софочкой двинулись к машине.
– Эй, красавицы, не туда! Там забастовка!
– крикнул им вдогонку тот же молодой человек. Софочка остановилась.
– Забастовка?.. Никогда не видела. Посмотрим, Зой?
– А как ты?
– Я оклемалась!
– Знаешь, - не сразу отозвалась Зоя.
– Я еще полна Шагалом..
– Ну всё, тогда едем домой.
В этот момент Софу кто-то окликнул.
– Ты где, шальной ребенок, пропадаешь? Век не видела.
– Это папина знакомая. Из нашей ночлежки... Какой ночлежки? Да "Sunton"Cофочка обрадовалась встрече, пошла к позвавшей ее. Вскоре вернулась.
– Зайка, нас приглашают, сходим, бросим взгляд, а? И тут же домой.
Зоя взглянула куда указывала Софочка. Поодаль, под навесом автобусной остановки, теснились на скамейке в напряженных позах пожилые полицейские. При оружии. С дубинками.
– Это на случай, если мы станем бить стекла в Кнессете, - с нервным оживлением объяснила знакомая из отеля "Sunton".
– Пошли в Сиреневый сад! Зоя двинулась следом. Мимо усатых и бородатых полицейских, улыбавшихся женщинам, впрочем, вполне добродушно. Наверху, на зеленой площадке, отделенной железной оградой, полулежали и сидели прямо на земле сотни людей, разморенные жарой. Лица у всех были мрачные и усталые. С самодельной трибуны оратор кричал в микрофон:
– Ни в одной израильской школе нет врача, а для нас нет места?!
– А, - догадалась Зоя.
– Судя по транспарантам, тут израильский Гайд-парк.
Двое молодых ребят держали белое полотнище, на котором было написано по-русски и на иврите "АБСОРБЦИЯ ВРАЧЕЙ ПРОВАЛЕНА". Между прутьями решетки болтались на ветру несколько плакатов, тоже на двух языках: "ЗА СВОБОДНЫЙ РЫНОК ТРУДА", "ТРЕБУЕМ ПРИЗНАТЬ НАШ СТАТУС". И даже целая простыня: "ОТВЕТСТВЕННЫЕ ЗА ПРОВАЛ АЛИИ ВРАЧЕЙ: ГОСПОДА ШИНКАРЬ, БАРДИ, МОШИАХ". И далее - целый список. Эта простыня была наколота на острые прутья ограды, загнутые сверху в сторону митингующих.
– Оградка, как в норильской зоне. С острым козырьком, - отметила Софа.
– Чего хотят эти русские врачи?
– спрашивал поодаль какой-то мужчина с фотоаппаратом, видно, корреспондент.
– Мы не против экзамена, - объясняла женщина - врач из гостиницы "Sunton".
– Мы против дискриминации, провальных вопросов. Пятьдесят два врача сдали в Афуле первый экзамен, его отменили только потому, что его сдали все. Вот их ответ, запишите: "По теории вероятности Эйнштейна (так и сказали!), все экзамен сдать не могут. В Америке из общего числа врачей-иммигрантов сдают только восемь процентов". Отменили и - никаких конкретных доказательств! Чего им, мерзавцам, стесняться в своем отечестве?!
– Тихо! Без эксцессов и оскорблений!
– кричали со стороны трибуны. Мы, семеро. Вот фамилии... Мы пойдем в Кнессет...
Чем-то были очень знакомы Зое эти молодые лица.
– Знаешь, - сказала она Софочке.
– Столько интеллигентных лиц сразу я видела только на концертах в консерватории. Они своего добьются.
– Дов говорит, навряд ли. У него фамильный опыт. Его родной брат Яков, хирург из Москвы, ослеп, пока добился места... Кстати, ослеп в той же Афуле.
– Непонятно мне это.
– Зоя вздохнула.
– У мамы есть школьная подруга. Врач в Ленинграде. Ее продали в Африку. По контракту на три года. Если в Израиле избыток врачей, почему не продать их в Африку. Врачами же по контракту. Молодежь на это пойдет, и Израилю выгодно.
– Расскажи Дову. Что он тебе ответит?
– ... Дов выслушал, сказал ехидно: - Богатая мысль. Продать русских врачей в Африку, чтоб их там съели... Напишите об этом в газетку.
– Кто станет слушать сопливых девчонок?
– Есть свой человек в Гаванне! Я ему звякну. И вообще, может, ему работник нужен?
Этот разговор произошел уже дома, а по дороге, когда проезжали автобусную станцию, Софочка вновь заметила на щеках Зои слезы. Спросила расстроенно: "Ты чего?" Зоя разрыдалась в голос. Софочка прижалась к тротуару, затормозила.
– Ты чего, Заинька наш серенький?
– И сама захлюпала носом.
Зоя закрыла ладонями лицо, плечи ее вздрагивали. Потом отняла руки от лица, сказала: - В Кнессете ... этот угольный глаз... из самой земли.
– И горестно процитировала знакомую Софочке строчку: - "... Я лечу над Москвою, как над Витебском старый Шагал..." И снова ладони к лицу. И - в голос безутешно. Софочка не удержалась, заревела. Обе рыдали до той минуты, пока кто-то не постучал в боковое стекло.
– Что случилось, девочки? Оказалось, вокруг машины толпа. Приблизился полицейский в черной пилотке, поиграл пальцами по стеклу, повысил голос в раздражении.
– Тут стоять нельзя!.. Что у вас?!
Софочка, ни слова ни говоря, завела мотор.
... В конце недели Дов предупредил Софочку, что дома будет деловая встреча. Приедут самые главные кооперативщики. Саша, Аврамий, а, возможно, и Эли. "Готовь стол!
Первым явился Саша. Весна на него действовала благотворно: загорел и даже чуть раздобрел. Сказал, что он в сшиве, как гусь на откорме. Софочка поздоровалась с ним холодно, похвалила с усмешкой:
– Отъелся, наконец, добрый молодец . Из-за щек ушей не видно.
Саша был чем-то взволнован. Переминался с ноги на ногу, всклокоченный, как никогда. Майка выдернута из штанин,черная кипа сдвинута, висит на булавке. С Софочкой перебрасывался словами рассеянно, пришел явно не к ней.