Бегущая могила
Шрифт:
— Хочешь пообедать? — спросил Страйк, пристегивая ремень безопасности.
— Серьезно, это первое, что ты говоришь?
— Я хочу есть.
— Хорошо, но давай не будем возвращаться в Мальтхаус. Там уже будет много народу.
— Ты не хочешь обсуждать темное прошлое миссис Вудс там, где ее соседи могут услышать?
— Нет, — сказала Робин, — действительно, нет. Это маленькое место.
— Тебе было жаль ее, да?
Робин оглянулась на дом Кэрри Кертис Вудс, затем сказала:
— Мне просто неудобно здесь торчать. Может, купим еды и поедим в машине?
— Хорошо, лишь бы было много еды.
— Ах, да, — сказала Робин, включив двигатель, — я помню твою теорию о том, что ничто, съеденное во время поездки на автомобиле, не содержит калорий.
— Именно так. Надо использовать эти возможности по максимуму.
Поэтому они купили продукты на Хай-стрит, сели в лендровер и выехали из Торнбери. Через пять минут Страйк сказал:
— Это подойдет. Остановись у той церкви.
Робин свернула на Гринхилл-роуд и припарковалась рядом с кладбищем.
— У тебя есть пирожки со свининой? — спросила Робин, заглядывая в сумку.
— Проблема?
— Вовсе нет. Просто жалею, что не взяла с собой печенье.
Страйк с удовлетворением откусил несколько кусочков от своего первого пирога, после чего сказал:
— Итак: Кэрри.
— Ну, — сказала Робин, которая ела бутерброд с сыром, — что-то не так, не так ли? Очень не так.
— С чего ты хочешь начать?
— Общежитие, — сказала Робин. — Она очень волновалась, рассказывая обо всем этом: о том, что Дайю вылезла из окна, о том, что в комнате должно было быть двое взрослых, о специальных напитках. А когда она дошла до утопления…
— Да, все это было очень бегло сказано. Конечно, она рассказывала эту историю много раз; практика делает совершенным…
Пару минут они сидели молча, а затем Страйк сказал:
— Ночь накануне.
— Что?
— Кевин Пирбрайт написал это на стене своей спальни: “ночь накануне”.
— О… ну, да. А почему все это произошло накануне ночью?
— И знаешь, что еще нужно объяснить? Рини проспал. Тут что-то очень подозрительное. Откуда Кэрри знала, что он не появится?
— Может быть, она дала ему особый напиток? Или специальную еду?
— Очень хорошая мысль, — сказал Страйк, доставая свой блокнот.
— Но откуда она взяла это в таком количестве, чтобы накачать всех этих людей, если она никогда не ходила за покупками и не имела доступа к наличным?
— Кто-то, наверное, ходил за покупками, если только церковь сама не производит булочки и стиральный порошок, — заметил Страйк. — В девяносто пятом году службы доставки не были так распространены.
— Верно, но… о, подожди, — сказала Робин, пораженная внезапной идеей. — Возможно, ей не нужно было покупать наркотики. Что, если все, что она употребляла, было выращено там?
— Трава, ты имеешь в виду?
— Валериана — это средство для сна, не так ли?
— Чтобы возиться с растениями, нужен определенный опыт.
— Правда, — сказала Робин, вспомнив кровь в ванной и сыпь Лин.
Наступило еще одно короткое молчание, оба задумались.
— Кэрри защищалась
— Дайю могла не захотеть выходить. Нет причин, по которым она должна была это делать.
— Что, если Кэрри дала Дайю “специальный напиток” где-то между тем, как помахала на прощание ранним дежурным и понесла ее к морю? Может быть, Дайю была слишком сонной, чтобы выйти из фургона, даже если бы захотела.
— Так ты думаешь, что Кэрри убила ее?
— Разве нет?
Робин еще откусила от бутерброда, прежде чем ответить.
— Я не могу этого понять, — сказала она наконец. — Я не могу себе представить, чтобы она это сделала.
Она ждала согласия Страйка, но его не последовало.
— Неужели ты думаешь, что женщина, с которой мы только что познакомились, могла держать ребенка под водой до самой смерти? — спросила Робин. — Или вытащить ее на глубину, зная, что она не умеет плавать?
— Я думаю, — сказал Страйк, — что доля людей, которых можно убедить совершить ужасные поступки при подходящих обстоятельствах, выше, чем большинству из нас хотелось бы думать. Ты знаешь эксперимент Милгрэма?
— Да, — сказала Робин. — Участникам было дано указание наносить другому человеку все более сильные удары током каждый раз, когда тот неправильно отвечал на вопрос. И шестьдесят пять процентов продолжали увеличивать уровень до тех пор, пока не получали, по их мнению, опасно высокий уровень электричества.
— Именно, — сказал Страйк. — Шестьдесят пять процентов.
— Все участники эксперимента были мужчинами.
— Ты думаешь, что женщины не стали бы подчиняться?
— Просто указываю на это, — сказала Робин.
— Потому что если ты считаешь, что молодые женщины не способны совершать злодеяния, то я отсылаю тебя к Патриции Кренвинкель, Сьюзан Аткинс и — как там их еще звали — к другим.
— Кто это? — спросила Робин, недоумевая.
— Я говорю о “Семье Мэнсона”, которая отличалась от ВГЦ только тем, что делала чуть больший упор на убийства и гораздо меньший — на получение прибыли, Хотя, по общему мнению, Чарльз Мэнсон был бы не прочь получить и деньги. Всего они совершили девять убийств, одно из них — беременной актрисы, и эти молодые женщины были в самой гуще событий, не обращая внимания на мольбы жертв о пощаде, макая пальцы в кровь жертв, чтобы нацарапать… Господи, — сказал Страйк с изумленным смехом, вспомнив забытую деталь, — они еще и “свиньи” на стене написали. Кровью.
— Ты шутишь?
— Да. Смерть свиньям.
Прикончив два пирога со свининой, Страйк порылся в сумке в поисках батончика “Йорки” и яблока, которое он купил в качестве запасного варианта.
— Как у нас обстоят дела с “Джо” и “Роуз? — спросил он, разворачивая шоколадку.
— Ты говоришь скептически.
— Не могу отделаться от мысли, что имя “Роуз” могло прийти ей в голову случайно, учитывая, что своих детей она назвала Поппи и Дейзи.
— Если бы она собиралась лгать, разве она не отрицала бы свою причастность?