Бегущие наобум

Бэгли Десмонд

— Ведь ты безоружен.

Я похлопал по рукоятке ножа.

— Справлюсь. Ну, а сейчас делай то, что сказал.

Провел Элин к скальной расщелине и помог ей туда взобраться. Там было, конечно, неудобно: расщелина составляла едва сто двадцать санти­метров высоты и сорок пять ширины. Элин вынуждена была сидеть скрю­чившись. Бывают, однако, худшие вещи, чем терпеть неудобства.

Я принялся обдумывать дальнейший план действий. Горный хребет пересекали овраги, пробитые в мягких породах водными потоками. Взби­раясь по ним, я мог оказаться незамеченным. Хотел добраться до места, откуда исходил мгновенный блеск. Во время военных действий, а ведь это была война, тот, кто занимает вышерасположенную позицию, имеет пре­имущество над противником.

Я

двинулся, взяв влево и стараясь держаться поближе к скалам. Нат­кнулся на овраг, тянувшийся метров на двадцать вверх, но прошел мимо, так как он заканчивался, не доходя до хребта. Следующий выглядел получ­ше, поскольку доходил до самой вершины. Я углубился в него и начал подъем.

Еще во время учебы я посещал альпинистскую школу, инструктор которой любил повторять: «...если идешь вверх или вниз, никогда не следуй за ручьем или потоком». Рассуждение верное, ибо вода, стекаю­щая с гор, выбирает самый короткий путь, что обычно означает — самый отвесный. Поэтому обычно человек держится голого склона и обходит овраги. Но в необычной ситуации у него есть выбор: или карабкаться по чертовски отвесной, скользкой, вылизанной водой расщелине, или полу­чить пулю в лоб.

У основания скалы стены оврага достигали высоты трех метров, поэ­тому опасности быть обнаруженным не существовало. Однако чем дальше вверх, тем овраг становился все менее глубоким. В конце его глубина уменьшилась до полуметра, так что мне пришлось ползти на животе. Когда я, наконец, добрался до места, где дальнейший путь оказался невозмож­ным, выяснилось, что нахожусь прямо над снайпером. Осторожно высунув голову из-за груды лавы, оценил свое положение.

Далеко внизу виднелся на дороге одинокий силуэт лендровера. Около шестидесяти метров вправо и тридцати ниже находилось укрытие снай­пера. Его закрывали глыбы, выступающие с поверхности скалы. Это меня устраивало: раз я его не вижу, значит, и он меня не видит. Поэтому мог под охраной этих глыб подобраться к нему поближе. Однако особо не торо­пился, отдавая себе отчет, что людей может быть больше. Черт побери, я бы не удивился, обнаружив с дюжину парней, устроившихся на вершине хребта. Я замер и, задержав дыхание, тщательно осмотрел каждую скалу в пределах моего взгляда.

Не заметил ни малейшего движения, поэтому выполз из ущелья и дви­нулся в сторону валунов, передвигаясь по-прежнему на животе. Когда туда добрался, с минуту отдохнул, прислушиваясь. До меня доносился лишь шум далекой реки. Снова пополз, огибая кучу камней, и теперь взял в руку палку.

Высунул голову из-за скалы и увидел их. Укрылись в углублении на стоке, метров пятнадцать ниже моего месторасположения. Один лежал на земле с карабином, выдвинутым вперед, опираясь стволом на под­ложенный пиджак. Второй сидел несколько сзади и ковырялся в пере­говорном устройстве. Во рту держал незажженную сигарету. Я принялся размышлять. С одним я как-нибудь уж справился бы, а с двумя мог бы и не совладать, не имея огнестрельного оружия. Я осторожно огляделся вокруг и нашел место, откуда мог свободно за ними наблюдать, будучи сам практически невидимым. Оно находилось за двумя почти вплотную сдвинутыми скалами, между которыми существовал просвет в сантиме­тра два.

Парень с карабином лежал совершенно неподвижно, демонстрируя огромное терпение. Я мог без труда понять, что имею дело с опытным охотником, который провел не один час на склонах гор в ожидании, пока жертва окажется в радиусе досягаемости выстрела. По сравнению с ним другой вел себя нервозно: вертелся, чесался, прихлопнул овода, усевше­гося ему на ногу, и все время ковырялся в портативном переговорном устройстве.

Я замер, увидев какое-то движение у подножия хребта. Мужчина с карабином тоже напрягся, весь подобрался. Это показалась Элин. Вышла из-за скрывавшей ее скальной стены и зашагала к лендроверу.

Я выругался про себя: что она, черт возьми, вытворяет! Тип с ору­жием крепко прижал приклад к плечу и взял ее на мушку. Вел

за ней карабин, не отрывая глаз от телескопического прицела. Если бы он нажал на спусковой крючок, не знаю, что бы я сделал с этими негодяями несмотря ни на что.

Элин подошла к автомобилю и забралась внутрь. Не прошло и минуты, как появилась снова и зашагала обратно к скальной стене. На половине дороги что-то крикнула и бросила какой-то предмет перед собой. Я нахо­дился слишком далеко, чтобы рассмотреть его, но у меня создалось впечат­ление, что это пачка сигарет. Шутник с карабином рассмотрел это гораздо отчетливей, ведь он располагал одним из самых больших телескопических прицелов, какие я видел.

Элин исчезла под укрытием скалы, а я вздохнул с облегчением. Она сыграла свою роль с очевидной целью, стараясь сохранить противника в уверенности, что хоть я и не виден с горы, но, тем не менее, нахожусь там все время. И ей это удалось. Снайпер явно расслабился, повернул голову и что-то сказал коллеге. Говорил тихо, и я не мог разобрать слов, однако заметил, что нервный отреагировал смехом.

У самого же явно не ладилось с переговорным устройством. Выдвигал и задвигал антенну, щелкал переключателями и крутил настройку, пока не бросил аппарат на росший рядом мох. Сказал что-то снайперу, показывая вверх, на что тот согласно кивнул. Через минуту нервный встал и зашагал в мою сторону.

Я осмотрелся в поисках места для засады и заметил рядом с собой двухметровый валун. Оставил просвет между скалами и присел за ним, крепко сжимая палку. Слышал, как он приближается. Кстати, он не ста­рался двигаться тихо. Ставил с треском ботинки на землю, а в какой-то момент поскользнулся на щебне, и я услышал, как он бормочет какое-то ругательство. Когда мимо меня прошла его тень, я вырос у него за плечами и нанес удар.

Ходит много вздорных теорий на тему ударов по голове. Некоторые, например, сценаристы кино- и телевизионных фильмов, считают, что они практически безопасны, как и обезболивающее средство, применяемое в операционных. По их мнению, в результате удара наступает лишь минут­ная потеря сознания, заканчивающаяся головной болью, не более докучли­вой, чем после перепоя. Можно только пожалеть, что это не соответствует правде, поскольку, если бы так было, больничные анестезиологи могли бы отказаться от сложной аппаратуры, которой они сейчас завалены, в пользу удара тупым предметом.

К потере сознания приводит резкое движение черепа, о стенки кото­рого ударяется его содержимое. Следствием этого являются всякого рода повреждения мозга, начиная от легкого сотрясения и кончая смертью. Удар должен быть достаточно сильным, хотя в зависимости от индивидуально­сти один и тот же удар одного оглушит, а другого может лишить жизни. Но пока не ударишь, результат не известен.

У меня, однако, не было охоты экспериментировать, поэтому ударил типа изо всех сил. Ноги под ним подогнулись, и он зашатался: я подхватил его раньше, чем он упал. Положил на землю лицом вверх. Из уголка рта торчала разорванная, перекушенная сигарета, с которой стекала кровь, означавшая, что он прикусил язык. Он еще дышал.

Обшарил его карманы, нащупал знакомый твердый предмет, и моим глазам предстал автоматический пистолет Смит-энд-Вессон, точно такой, как я забрал у Линдхольма. Проверив, что магазин полон, послал пулю в ствол.

Парень, лежавший у моих ног, не в состоянии был ничего сделать, даже если бы пришел в сознание, следовательно, мне незачем было о нем думать. Пришла пора заняться вторым, с ружьем. Я вернулся на прежнее место и через щель посмотрел, чем он там занимается.

Ничего не изменилось. Так же, как и раньше, он наблюдал с величай­шим терпением за нашим автомобилем. Я встал и, держа оружие перед собой, вошел в углубление, где он укрывался. Не старался двигаться бес­шумно, скорость была важнее, чем соблюдение тишины. Кроме того, я отдавал себе отчет, что подкрадываясь, словно кот, скорее вызову тревогу, нежели буду уверенно ступать у него за спиной.