Белая королева
Шрифт:
— Александр, ты ведь понимаешь, что такое поведение недопустимо?
— Да! — сказал я покорно.
— Мне придётся тебя наказать.
А вот это уже явилось на свет новым веянием: он что, ещё не успев войти в должность, проникается заранее любимым королевским развлечением — игрой в карать-миловать? Мало нам его прежних маний величия, теперь прирастёт ещё одна? Если он собрался урезать мне жалование, так я не настолько виноват! Надрываюсь как пчела за жалкие гроши… ну ладно, ладно: ничего не делаю за жирный оклад и приличный процент, но терять всё это не намерен в любом случае.
— Я
Я не жадный, но не люблю, когда у меня отнимают деньги. Кровью и то легче поделиться.
— Сейчас у нас трудный момент, — продолжал Саторин. — Твои услуги потребуются в ближайшие дни, но наказание я не отменю. Ты его получишь и примешь позднее.
Прозвучало так зловеще, что у меня немного замёрзла спина. Никогда не видел Саторина рассвирепевшим до такой степени, что ему удавалось сохранять полное спокойствие. Не рассудком же он помутился в самом деле. Возражать в такой ситуации не следовало — себе дороже. Я поклонился и промолчал, всё равно у меня сложилось впечатление, что он меня не слышит, заворожённый новой забавой и своей исключительной ролью в ней.
— Ты позволишь мне сейчас уйти? — попросил я. — Надо съездить в лабораторию, потом на площадку, убедиться, что всё готово к представлению.
Мгновение-другое мне казалось, что не отпустит, придумает какую-то гадость прямо сейчас, хотя и не представлял, какую, но поколебавшись, он брезгливо махнул рукой.
— Ступай!
На всякий случай я ещё раз поклонился: у меня спина не треснет, а он, возможно, вернётся в разум, видя моё смирение, и вышел, почтительно притворив за собой дверь.
Усердие и кипучая деятельность — не мои сильные стороны. Раз люди изобрели коммуникаторы, надо же ими пользоваться, обычно я и решаю все вопросы, не слезая с дивана, но сегодня ощущал настоятельную необходимость свалить из дома в белый свет. Оставаться в особняке было рискованно: не один прибьёт, так другая. Накосячил я на всех фронтах, и тактическое отступление выглядело самым разумным мероприятием. Поболтаюсь где-нибудь в сторонке, пока не наступит эра перемирия.
Снаружи начинался день. Прячась от его благодетельного сияния, я поехал к Гилмору. Учёный выглядел неважно, должно быть мои поручения сорвали его с постели посреди ночи. Вялая растрёпанность сменилась дрожью неподдельного почтения, когда я вошёл. Ленники трепещут перед бессмертными, и не мне этот порядок менять.
Я облёкся в холодную надменность, словно это не мне только что перепало метафорических розог за непочтительную демонстрацию голой задницы и осведомился о результате анализа. Роняя на своём пути хрупкое лабораторное оборудование, Гилмор добрался до рабочего стола и довольно быстро сумел вывести данные на общий экран. Не то чтобы я знаю химию и прочие науки, но кое-чему учиться приходилось. С помощью ленника я быстро усвоил какого сорта гадость пытались скормить мне гипотетические враги.
Признаться, тлела в глубине души робкая надежда на то, что я облажался, угрозы никакой нет, и можно улыбнуться с усталым облегчением, милостиво похлопать человека по плечу и вернуться в страну сладкой беспечности, где так спокойно и хорошо жить. Увы. Предположительная беда обернулась
Я отправил человека спать, пообещав оплатить сверхурочную работу, и поехал в клуб. Днём здесь было пусто и относительно тихо. Заплатив за жизнь корма, я получил ключ от его камеры и мог заняться воспитательными работами, когда сочту нужным. Завернув в диспетчерскую, где сейчас никого не было, я поглядел на подопечного сквозь камеру наблюдения. Руки ему развязали, но одежду не выдали, он лежал на кровати всё в тех же соблазнительных шароварах. Лицо хмурилось, вряд ли он замечал, что происходит вокруг. Вот я и объясню ему популярно.
Заблокировав своим ключом доступ к надзору, я прошёл знакомым порталом. Не стоило кому-то видеть, чем мы займёмся, вдруг нервные попадутся, возись потом с обмороками и истерическими припадками, точнее, с теми, кто до них горазд.
Когда я вошёл, юноша не пошевелился, лишь дёрнулся слегка, смотрел всё так же исподлобья. Я не садист по натуре, но вот сейчас ужасно захотелось им стать. Накатило, как недавно на Саторина, хотя и по другой причине. Не люблю, когда меня пытаются убить — защищаться так хлопотно.
Я неспешно подошёл и сел на край постели. Разоделся на мероприятие как принц, очки тёмные и те не забыл, перчаточки напялил для полноты образа. Шляпы сейчас, к сожалению, не носят, но локоны я расположил как мог эффектно. Красота. Ядовитая приманка, похоже, оказанной ей чести не оценила, как не впечатлилась, и когда я до этого с ней обнимался. Меня небрежение рассердило. Неужели попался фанатик? Просто убить, ничего не получая взамен, казалось мне нечестным. Я такие деньги за него отвалил, а тут ни пользы, ни удовольствия. В принципе, следовало передать добычу спецам покруче меня, но это значило делиться, а я, как уже говорил, не люблю.
Я погладил его ровную спину, убрал волосы с лица, наклонился, чтобы вдохнуть полной грудью запах страха. Боялся человек давно и сильно, устоявшийся ужас измучил его так, что происходящее вокруг скорее могло обрадовать, нежели устрашить, поскольку вытаскивало со дна кошмара. Я решил для начала использовать те способы воздействия, которые потребуют от меня минимальных усилий.
— Как тебя зовут? — спросил достаточно дружелюбно.
Он вздрогнул, и я получил ещё один косой взгляд.
— Бент.
Странное имя, но не мне придираться.
— Ты очень симпатичный, Бент.
— Ну так возьми от меня всё, что считаешь нужным, как и хотел.
Он послушно повернулся, открывая шею, жилка на ней напряглась, привлекательно, вкусно — так многообещающе, что у меня голодный комок скатился от горла к желудку, породив короткий спазм внутри. Вот я балбес: не потрудился поесть перед воспитательным процессом и теперь смотрю на испытуемого как кот на сметану. Хочется сорвать с себя претенциозные тряпки, приникнуть к тёплому и живому существу, выпить кровь, неспешно сцеживая капли, наблюдать за агонией, смакуя мгновения. Одна мысль о том, что я могу безнаказанно и любым способом убить этого человека заводила до безумия. Я так редко позволял своей сути полностью вырваться на волю. Ох уж эти гуманные времена! Иногда они выглядят несерьёзными.