Белая Кость
Шрифт:
Рэн спрыгнул с коня, забрал у Выродка факел и склонился над молодой женщиной. Бледное лицо и застывшие глаза, устремлённые в небо. Горло перерезано, одежда залита кровью. В пяти шагах от неё лежала маленькая девочка, уткнувшись лицом в землю. Ей воткнули нож в спину. Нож забрали; о ширине клинка подсказал разрез на стёганой кофте. Рэн присмотрелся к следам. Девочка умерла не сразу, барахталась и ползла к матери. Из-под телеги торчали босые мужицкие ноги. Рядом стояли сапоги и валялись продырявленные башмаки.
Рэн выпрямил спину
— Они не успели далеко уйти. Найдите их!
Сотня Выродков ринулась в лес, и всё вокруг наполнилось звуками: кони всхрапывали, кольчуги звенели, ветки трещали.
Чувствуя на себе взгляды Айвиля и Лейзы, Рэн всматривался в темноту. Если бы горы находились рядом, он бы попросил горных духов обратиться в камни и преградить убийцам дорогу. Но вокруг только грязь, лес и небо.
Шум отдалился и стал еле слышен.
— Довезём их до ближайшей деревни, — проговорил Рэн. — Крестьяне о них позаботятся.
Рыцари уложили тела на телегу, укрыли рогожей и развернули лошадь. Наблюдая за ними, Рэн думал о человеке, который сидит сейчас в клетке и шарит глазами по толпе, выискивая своих родных. Он умрёт от холода, голода и жажды, уверенный, что его бросили. Похоронили заживо.
Теперь шум приближался. Выродки выехали на дорогу и швырнули к ногам Рэна двоих мужиков, одетых в гамбезоны. Один босой: башмаки снял, а натянуть сапоги не успел.
Не пытаясь подняться, мужики озирались и скалились как волки. Одичавшие взгляды, кудлатые бороды, всклокоченные волосы.
Рыцари рывком поставили их перед Рэном на колени.
— Милорд, смилуйтесь, — промямлил тот, что помоложе. — Как перед богом клянусь, никого и пальцем больше не трону.
Рэн вытащил из ножен меч. Лейза отвернулась. Айвиль свёл брови.
Мужики протянули к Рэну руки, поползли к нему:
— Помилуйте нас… Помилуйте…
Других слов они явно не знали.
Рэн снёс молодому убийце голову одним верным ударом. Следуя за движением меча, волчком крутанулся вокруг себя и срубил голову второму мужику. Тот даже не успел понять, что происходит, — умолк, не закончив фразу.
— Можно было отвести их в деревню, — произнёс Айвиль, с задумчивым видом почёсывая щетину на подбородке. — Там бы их судили и отправили на поле Мертвецов.
— По-вашему, они не совершили ничего ужасного? — спросил Рэн, ожидая, когда эсквайр вытрет клинок. — Казнить вроде бы не за что, и отпускать нельзя? Вы говорили, что только таких запирают в клетку.
— Крестьяне убили других крестьян — за такое не рубят головы. Повторю: мне не нравится всё, что касается церковного суда. Но в данном случае клетка — справедливое наказание.
Рэн кивком указал на обезглавленные трупы:
— Я их помиловал. — Вложил меч в ножны и, держась за луку седла, запрыгнул на коня.
— 1.12 ~
Янара сунула Люте в руки скомканную
— Спрячь. Постираешь ночью, чтобы никто не видел.
Старуха кивнула:
— Никто не увидит, миледи. Не волнуйтесь.
Закрыв за ней дверь, Янара посмотрела на вторую служанку, суетящуюся возле кровати.
Люта и Лита — сёстры-близняшки — жили в замке с рождения. Прислуживали отцу герцогини, потом герцогине, матери Холафа. Последние три года скрашивали одиночество Янары. Вместе с ней вышивали и шили, тайком приносили книги из библиотеки и слушали раскрыв рты, как она читает. Обрабатывали на её спине раны после порки. Плакали, когда хотелось плакать ей, и пели, когда Мэриты отлучались из крепости.
Наблюдая, как Лита замывает пятно крови на матрасе, Янара подавила тяжёлый вздох. Глупая затея… Глупая и опасная! Если не сейчас, то через три-четыре месяца Холаф и его отец узнают, что она водила их за нос. Какое наказание ожидает её за ложь? Разденут донага и будут хлестать плетью, пока она не потеряет сознание. Потом сбросят в темницу, расположенную под угловой башней. Так поступили со старостой одной из деревень, когда его уличили в обмане. В чём заключался его обман, никто не знал. Господа не посвящали слуг в подробности. Просто собрали во дворе обитателей замка и предупредили, что всякого, кто опустится до лжи, ждёт такая же участь. Люта и Лита догадались, что задумала Янара, и всё равно решили ей помочь.
Вдалеке взревел боевой рог. Послышалось бренчание цепей. Стражники опускают подъёмный мост… Янара в ужасе приникла ухом к пергаменту, закрывающему оконный проём. Неужели едет Холаф? О господи! Хоть бы не он! Холаф пренебрегал многими правилами, не отличался чистоплотностью и брал жену, когда хотел. Его вряд ли остановит ложь о беременности. Тут-то всё и раскроется.
— Иди на лестницу, — велела Янара старухе. — Если господин надумает прийти ко мне, скажи ему…
Лита вытерла мыльные руки о передник, заправила под чепец седые космы и уставилась на хозяйку, ожидая окончания приказа.
Янара провела ладонью по лицу, не в силах сдерживать дрожь в пальцах:
— Беги на кухню и принеси нож.
Накинув одеяло на матрас, Лита ногой затолкала ушат с водой под кровать и с понурым видом удалилась.
Обхватив себя за плечи, Янара принялась мерить шагами опочивальню. В монастыре ей говорили: «Будь покорной мужу». Она покорялась. «Будь верной». Даже в самые мрачные дни она не помышляла о другом мужчине. «Люби и почитай». А вот с этим не сложилось. Невозможно любить и уважать человека, который превращает тебя в грязное и ничтожное существо. Убить мужа и свёкра не получится. Злости хватит. Сил и умения — нет. Но уйти из этой жизни с достоинством она найдёт в себе силы. И пусть Бог осуждает такие поступки, пусть люди сочтут её грешницей, она не станет исполнять желания подонков и с того света, из преисподней, призовёт их к ответу.