Белая Луна
Шрифт:
– Хочется верить. Знаешь, я ведь не просто так плачу. Находит что-то, будто беды жду. Мне кажется, что случится какое-то несчастье, и слезы сами собой текут. Ничего не могу с собой поделать! Я раньше никогда не плакала.
– Да. Плаксой ты не была никогда! Зато теперь наверстываешь упущенное!
– засмеялась Милка.
– Это гормоны играют и обычные страхи беременных. Все беременные слезливы и сентиментальны.
– Откуда же тебе это известно?
– с грустной улыбкой спросила Лина.
– Читала много.
– Готовишься что ли?
– засмеялась Лина.
– Ну, наконец-то! Засмеялась!
– Это я забылась с тобой. Мне с тобой очень хорошо, Мил.
– И мне с тобой!
– поцеловав подругу в раскрасневшуюся на ветру щеку, сказала Милка.
– А что тебя тревожит? Почему ты считаешь, что что-то должно случиться?
– Я все время вспоминаю слова бабы Тани. Она очень переживала за Глеба.
– Снова Глеб! О себе подумай и о ребенке!
– возмутилась Милка.
– С ним все хорошо. Ну, он, конечно, несчастлив, но жив и здоров!
– Откуда ты знаешь?
– Ты прости меня, подруга, я не сказала тебе, что за три месяца перед отъездом Лешка случайно встретился с ним. Под Новый год.
– И что?
– с волнением спросила Лина.
– Нормально все! Ждут ребенка. Кстати, его жена в конце марта должна была родить.
– Это было давно. Мне все время кажется, что вот-вот что-то произойдет.
– Не бери в голову!
– засмеялась Мила.
– Думай только о своем малыше. Ой, снег прекратился! И облака ушли куда-то. Завтра будет новый день и, может, выглянет солнышко.
– Мил, посмотри какая луна сегодня! Огромная и белая, как тогда, на пляже, когда Глеб меня спас. И как в моем сне!
– Действительно! Полнолуние, наверное.
– А я не могу забыть свой сон. Там была какая-то дорога, окровавленная женщина и вот такая же огромная луна. И крик ребенка. Жалобный, призывный. Будто он остался один и никому не нужен.
– Сон и есть сон!
– засмеялась Мила.
– Нашла о чем вспоминать! Глупости это все!
– Нет. Тот сон был вещим. Я и церковь на горе видела. Ту, что еще не построили.
– Может, ты и права, - поежившись, сказала Милка.
– Пойдем в корпус, а то что-то холодно стало и стемнело совсем. Скоро входы все позакрывают.
– В Приемном покое всегда открыто. Мне еще хочется погулять, так надоело сидеть в этой больнице!
– Дома ты тоже сидела и плакала. Никуда не ходила!
– Теперь я понимаю, как была глупа, - улыбнулась Лина.
– Если бы меня сейчас отпустили отсюда...
– И что бы переменилось? Ты такая неповоротливая стала, куда бы ты пошла? А тут парк красивый, мать рядом. Я тебя навещаю.
– Мил, а тетка письмо не прислала?
– Нет. Как пришлет, так сразу принесу.
– Я ей писала несколько раз. А она мне только на одно письмо ответила и все шлет свои помидоры с огурцами. Ты уж замучилась на вокзал бегать! Вдруг она обиделась?
– На что? Что ты беременна?
– весело спросила Милка.
– А посылки нам не помешают. Подспорье будет.
– Ты мне так и не ответила, почему читаешь книжки про беременных?
– спросила Лина и хитро посмотрела на подругу.
– Да так просто! Ты же беременная!
– А ты?
– Что ты глупости говоришь?
– возмутилась Милка.
– Куда нам? Он там, а я здесь! Мы предохранялись. Но вот как только я туда уеду...
– Мила мечтательно улыбнулась и потянула подругу за руку.
– Пошли, простудишься. Хватит на сегодня, завтра погуляем.
Девушки, держась за руки, медленно пошли к Приемному покою, так как в это время там никогда не закрывали двери. Время было уже позднее, в парке зажглись фонари, освещая территорию больницы мягким желтоватым светом, луна куда-то исчезла, с неба снова посыпал снег, задул холодный ветер и девушки поспешили скрыться в теплом помещении больницы. Там они остановились, Лина сняла шапку и хотела уже попрощаться с подругой, как вдруг в ворота больницы въехала машина Скорой помощи с включенной сиреной. Из машины вытащили носилки, на которых лежала беременная женщина. Врачи почти бегом несли носилки по скользкой, припорошенной снегом дорожке, один из них бежал рядом, держа капельницу. В холле тоже началась суматоха. Из лифта выбежали люди в белых халатах и, окружив больную, что-то друг другу говорили.
Мила и Лина стояли, боясь пошевелиться. Голова беременной женщины была забинтована, а на белом, как пергамент лице алели яркие пятнышки крови. Разорванное платье было грязным и пропитанным уже запекшейся бурой кровью. Лина подошла ближе, чтобы рассмотреть лицо женщины. Перед ее глазами снова возник тот страшный сон, который она видела после знакомства с Глебом. Лине хватило одного взгляда на несчастную женщину. Она сразу же узнала ее...
– Куда ее везти?
– кричал кто-то из персонала.
– В операционную! Не видишь куда?
– возмутился кто-то их врачей.
– Но она беременна!
– Надо срочно вызывать хирурга-гинеколога! Кто сегодня дежурит?
– Позвоните и узнайте!
– В нейрохирургию ее, давление падает!
Лина слушала переговоры врачей, будто со стороны, в ушах что-то зазвенело, она почувствовала дурноту, и, побледнев, стала оседать на пол. Живот пронзила страшная боль, она застонала, и, теряя сознание, прошептала:
– Это же Ирина! Ирина... Его жена...
Милка подхватила падающую в обморок подругу и заорала громче сирены скорой помощи:
– Помогите! Сюда! Скорее зовите Марину Константиновну, ее дочери плохо!
Кто-то из врачей обернулся и подскочил к Лине. В это время носилки с раненой женщиной занесли в лифт. Мила заплакала от беспомощности. Она сидела на полу, и, положив голову подруги себе на колени, гладила ее по лицу и шептала:
– Линочка, милая, не умирай! Не умирай, пожалуйста.
– С чего ты взяла, что она умирает?
– услышала она голос Марины Константиновны.
– С ней все в порядке, просто потеряла сознание от вида крови. Я ухожу, сейчас за ней приедет каталка.