Белая нить
Шрифт:
Чудилось, век Олеандр стоял, не шевелясь.
Потом была пробежка на веранду к многоэтажной полке с бутылками. Потом он топил в вине горе. Только бы забыться! Только бы не думать об ошибке, которую он совершил, скрепив помолвку.
Миг, когда лоб встретился со столом, он прозевал. Тьма без сновидений поглотила сознание и развеялась лишь поутру.
Прокравшаяся сквозь приоткрытые ставни пыльца оседала искрящимися крупинками. Луч солнца обжёг лицо. И Олеандр зажмурился, прогоняя сонливость. Отлип от стола.
Трапезная расплывалась перед глазами кляксами – все равно что картина, нарисованная детенышем.
Пару раз Олеандр проваливался в небытие. Думал, опять увязнет во сне. Но когда до хижины долетели обрывки беседы за окном, глаза распахнулись самовольно. Завитки ушей развернулись, обостряя слух.
– Слушай, малец, – шипел кто-то отдаленно знакомый. Рубин? – Отвял бы ты уже, ну! Такой ты напористый, жуть берёт!
– В который раз спрашиваю, – прокричал Юкка. – Кто вы? Вломились в поселение и…
– Стало быть, у вас тут перед всеми врата распахивают? – отозвался все тот же шепелявый голос. – Головой подумай! Хранители меня пропустили. Остальное тебя не касается, усёк?
– Я отвечаю за безопасность!
– Не смеши! Тебе в куличики играть полагается. О клинок, небось, спотыкаешься.
Точно Рубин!
Дело пахло жареным. Поэтому Олеандр, спотыкаясь, ринулся к ближайшему окну и вцепился в подоконник.
– Все в порядке, Юкка! – прокричал он в приоткрытые створки, силясь придать голосу твердость. Вышло из рук вон плохо – язык одеревенел и едва шевелился. – Я впущу его!
– Ой! – пискнул Юкка. – Благого утра, наследник. Тогда… Тогда ладно. Прошу прощения.
– Смекнул, наконец? – с издевкой прошипел Рубин. – Он меня впустит, так что исчезни!
– Следи за языком, Рубин, – прорычал Олеандр. – Ты с хранителем разговариваешь!
– Открывай, сын Антуриума! – воскликнул тот. – Некрасиво старых друзей на пороге держать!
– Мы с вами еще потолкуем. – Тон Юкка понизил, но угроза распознавалась явственно.
– Топай-топай, – Рубин отмахивался от него, как от жужжащего над ухом насекомого.
Стоило задвижке отъехать, Рубин скользнул в хижину вместе с пыльцой и ветром. Расстегнул брошь на вороте. И провонявший пылью плащ упал за его спиной, кончик раздвоенного языка выглянул изо рта.
Олеандр поперхнулся зевком. Ежели ему не изменяла память, что вряд ли, не виделись они с Рубином года полтора, а казалось, лет шесть-семь. Ничего уже не осталось от того нескладного юноши, который вечно горбатился и шаркал. За время кочевания он возмужал и окреп. На костях его наросли мышцы, а свободные рубахи и шаровары сменились на варварское одеяние: безрукавку, перчатки без пальцев и драные на коленках портки, пошитые из лоскутов чёрной кожи.
Не дракайн возвышался над порогом – феникс. Только темно-рдяных крыльев Рубину и не доставало.
Крыльев?.. Воспоминания об Эсфирь мелькнули в сознании Олеандра. Нужно её проведать! Он оставил в памяти пометку и взмахнул ладонью. Приятель ответил тем же, раскрывая пальцы веером и переводя взор на стол.
– Винцо хлещешь? – Губы Рубина искривила улыбка. – Не похоже на тебя. Допёк кто?
– Фрезия, – Олеандр тяжело вздохнул и взобрался на подоконник, подминая под себя ноги.
– М-м-м, – протянул приятель. – Ведаешь, на любой свадьбе есть ребятня, которая сидит в тени и набирается. Чую, на твоей свадьбе одним из таких смельчаков буду я. О!.. Еще отец твой!
– Очень остроумно, – Олеандр прицокнул языком и уставился в окно, ничего толком не видя.
Мир будто в хороводе кружился. Очертания улочек и деревьев дрожали и смазывались.
– Ку-ку! – Щелчок пальцев вызволил его из пьяно-сонной ямы. – Присесть-то дозволишь?
– А?.. Да-да, садись.
Рубин, чаще нарекаемый среди дриад Змеем, в предвкушении растер ладони. Сумка соскочила с его руки. Он водрузил её на стол и принялся в ней рыться, красуясь рыжиной чешуи на предплечьях.
– Зачем ты вообще на ней женишься? – поинтересовался Рубин. – Не твоё же, ну! Хоть одну причину озвучь.
– Она не невинна.
– Вы?..
– Ага, – Олеандр сглотнул, чувствуя, как разум снова окутывает дрёма. – Всего разок. Но этого было достаточно, чтобы выжечь на ней клеймо неприкосновенности. Кто, ежели не я? Юноши, воспитанные Сталью, даже не посмотрят в её сторону. Да и прочие тоже! Тут не столько её испорченность погоду сделает, сколько понимание, что от неё отказался наследник клана. Почему? Из-за чего? Что с ней не так? Только представь! Сразу ведь вопросы у дриад возникнут. Не говоря уже о том, что я не горю желанием ссориться с её отцом.
Хотя в голове Олеандра вертелось тихое подозрение, что до ссор и разбирательств дело не дойдёт. Вряд ли Каладиум его прикончит. Но изувечит точно – исподтишка, чужими руками.
– Я потолковать с тобой хотел кое о ком. – Рубин увел разговор в спокойное русло и сгладил напряжение. – Но позже. А ныне…
Он отступил в сторонку и церемониально отвел руку – таким жестом гостей обычно в дом зазывают.
– Принимай дары, – возвестил он, осклабившись, и среди белых зубов сверкнули удлинённые клыки.
– Какие еще дары? – Взгляд Олеандра упал на стол, и он чуть слюной не подавился от потрясения.
Пузатые склянки призывно поблескивали, выстроившись в ряд. За прозрачными стенками искрились мутноватые соки – выжимки из итанга, цветов, которые дракайны берегли как зеницу ока.
Что одним погибель сулит, то у иных благом слывет. Не существовало в мире растительной отравы, способной умертвить дриада. Напротив – такого рода яды отрывали захворавших от коек. Вот самый чудотворный из них – итанга – и очутился в Барклей. И наблюдая, как пляшут у дна сосудов отличительные косточки-звезды, Олеандр не посмел усомниться в его подлинности.