Белая сирень
Шрифт:
Наташа. То ли у нас в Ивановке — сплошь писаные красавицы!
Рахм. Я вообще поклонник отечественной красоты.
Наташа. В конце концов, я тоже русская!
Рахм. А как же! Ты не замечаешь, как на тебя заглядываются. На старости лет я стал тебя ревновать.
Наташа. К кому?
Рахм. Ко всем. К липким, назойливым взглядам. Здесь встают, когда женщина входит в трамвай, и тут же мысленно ее раздевают. Женщин не уважают.
Наташа.
Рахм. Ты не смейся! Русский мужик может прибить жену, но он ее чтит, она ему во всем друг, защитник и спасенье. Западная эмансипация — сплошное лицемерие. Настоящее равенство только у нас.
Наташа. Где это «у нас», Сережа?
Рахм. На Родине! В России!
Наташа. Мы же совсем не знаем сегодняшней России. Газетные сплетни, слухи, анекдоты, хула и восторги — это еще не Россия! А как там пахнет сейчас, как выглядят улицы, прохожие, о чем разговаривают, спорят, как гуляют в праздники, как плачут, смеются, поют, танцуют… (Пауза.) Не хотела тебе говорить… думала сюрпризом… Раз не мы к Родине, то пусть хотя бы Родина к нам… Я вызвала Марину.
Музыка стихла. Пауза.
Рахм. Как тебе удалось?
Наташа. Очень просто. Послала письмо, деньги. Все объяснила. Никаких препятствий не чинили.
Рахм. Бог мой!.. Марина едет!
Рахманинов подбежал к роялю и заиграл 4-ю часть Первой сюиты (картины колокольной стихии).
Рахм. Срочно вызову Федора! Он сам люто тоскует… Хоть душу отведет! Устроим русский пир: со щами, пирогами, блинами и песнями. (Пауза.) А как же комиссар Иван ее отпустил?
Наташа. Иван в деревне. Если он и комиссар, то очень маленький.
Рахм. А она ведь уже не молода!
Наташа. Почти моих лет; но у меня взрослые дочери, внучка, а у нее?
Рахм. Я начинаю другими глазами смотреть на Ивана. Мы действительно заели ее век.
Наташа. И продолжаем это делать…
Рахм. (кричит как мальчишка). Марина едет!.. Марина!
Та же надпись на доме: «Страстной бульвар», и над ней красный флаг. По оркестровой дорожке к подъезду подходит пожилой в картузе и кожанке человек — Иван. Позвонил, вышел домоуправляющий в очках — Черняк.
Черняк. Вам кого?
Иван. Сам знаю кого.
Черняк. Но я тоже хотел бы знать, как председатель домкома, как лицо, которому доверены ключи.
Иван. Какие тебе ключи доверены? Мне Марину Петровну!
Черняк. От квартиры. Марина Петровна, уезжая, оставила мне
Иван. Куда она уехала, мать твою! Ее не сдвинешь с ихнего барахла!
Черняк. Марина Петровна уехала в Швейцарию.
Иван. А далеко это?
Черняк. За углом. Сперва по Большой Дмитровке, затем на Варшавское шоссе, не больше трех с половиной тысяч километров.
Иван. Твое фамилие Черняк, точно? Ты меня не помнишь, часом? Я к Марине приходил как ихний муж.
Черняк. Не знал, что Марина Петровна замужем.
Иван. Я с Тамбовщины. Мы вообще гражданским браком! По-революционному! Вот мой партбилет!
Черняк посмотрел и проникся доверием.
Иван. Слушай, товарищ Черняк, пусти меня в квартиру, может, я письмо какое найду с адресом.
Черняк. Зайдем. Перекусим, плеснем на сердце?
Иван. Спасибо. Я, по правде, с самой Ивановки не жрамши!
Черняк и за ним Иван уходят в дом.
Утопая в креслах, сидят Рахманинов, Наталья Александровна, Федор Шаляпин. В стороне, приводя себя в порядок после долгого пути, сидит Марина.
Рахм. И памятник Пушкину стоит?
Марина. Куда же ему деться? Все на своем месте, Сергей Васильевич!
Шаляпин. А Василий Блаженный?
Марина. Розовеет в лучах солнца…
Шаляпин. А Минин и Пожарский?
Марина. За Пожарского не скажу, а Минин точно на месте!..
Шаляпин. А Большой театр? А Ново-Московская?
Марина. Это что?
Шаляпин. Ресторан. За Москворецким мостом. Любимый ресторан Петра Ильича Чайковского… Кислыми щами накормишь?
Марина. А как же, Федор Иванович! Квашеной капусты целый бочонок привезла. И грибов сушеных. И кулебяка будет, и пироги с рыбой, визигой, ливером…
Шаляпин. А песни будут?
Марина. Все, что пожелаете!
Шаляпин. А что у вас поют?
Марина. Да всякое. И революционное, и про Красную Армию, и про любовь.
Шаляпин. Спой!
Марина (поет).
Мы красная кавалерия, и про нас Былинники речистые ведут рассказ О том, как в ночи ясные, О том, как в дни ненастные…