Белая сорока
Шрифт:
Стрнад задумался, было видно, что и его это дело заинтересовало, потом добавил:
— Максимов однажды заметил, что кок о чем-то договаривался с помощником капитана. Тот приложил палец ко рту: «… тс-с…» Но ведь это вполне могло относиться вовсе не к тому, что нас интересует, правда?
Примерно через неделю я получил из Карелии от моего друга, директора Шуйской средней школы Василия Николаевича телеграмму; он сообщал, что напал на след медведя и приглашал меня немедленно приехать…
Охотничья страсть настолько меня охватила, что история двуногих
Поездка в Шую была успешной — мы взяли старого медведя, который весил двести тридцать килограммов. На станции Шуйская скорые поезда не останавливаются. Поэтому на обратном пути в Ленинград я решил добраться до Петрозаводска, чтобы там дождаться «Полярной стрелы», на которую заранее купил билет.
Когда я ужинал в ресторане местной гостиницы, к моему столу подсел элегантный, цветущего вида мужчина; по произношению — иностранец, вероятнее всего, немец. Он поинтересовался, местный ли я — он кое о чем хочет меня попросить. Было любопытно: что нужно иностранцу? Это заставило меня солгать — я кивнул. Тогда незнакомец сказал:
— На ленинградский поезд я опоздал, а на ночной не продают билетов: он идет из Мурманска переполненным. Где-то надо переспать, а в гостинице мест нет. Не знаете, кто бы мог пустить переночевать? Такая неприятная ситуация…
Я размышлял, что ответить. У меня в городе были знакомые, но не мог же я вечером привести незнакомого человека, да еще чтобы переночевать!
— Я живу не совсем здесь, — уклончиво сказал я. — В Шуе.
— Это далеко?
— Около двадцати километров.
— Не подходит, мрачно сказал незнакомец. — У меня билет на утренний восьмичасовой скорый поезд. Мне бы только найти на ночь крышу над головой. Заплачу хорошо….
Я пожал плечами и сказал, что мало найдется охотников пустить на ночь в свой дом незнакомого человека…
— Понятно, — засмеялся он. — Это нельзя ставить в вину, осторожность никогда не помешает. Но мне пора вам представиться: Курт Баумер, работаю в Ленинграде. Был здесь в служебной командировке, по профессии я монтажник… Словом, немного загулял…
Баумер говорил бодро, весело, приветливо, но шутливость, с которой он доверительно сообщил мне, что загулял, очень напоминала немазаное колесо: так же скрипела. Во время разговора он поигрывал серебряным портсигаром, и его постоянные усмешки стали мне, в конце концов, противными. Я знал довольно много иностранных специалистов, работающих в Ленинграде, Баумера среди них не было.
Пробормотав свое имя, я вежливо поинтересовался, не принимает ли он участия в монтаже нового большого объекта.
— Разумеется, на мелочи не размениваюсь, — небрежно бросил Баумер.
Его ответ меня не удовлетворил, и я сказал, что он, наверно, имеет в виду турбины для здешнего Онежского завода, в городе как раз сейчас завершается строительство новой электростанции. Баумер опять насмешливо кивнул, и тут я понял, что он не говорит правды. Новая электростанция уже год как работала, никакой
Почему он меня обманул? С какой целью? Что это вообще все значит?
Мой взгляд случайно остановился на портфеле, лежавшем на стуле возле его владельца. Чтобы переменить тему, немец кивнул на портфель:
— Немецкого производства. Из первоклассной кожи.
Я с любопытством потянулся к портфелю, но едва его слегка поднял, как Баумер вскочил, вырвал его у меня и при этом поцарапал мне руку. Он мгновенно стал неузнаваем, покраснел, как хорошо вываренный рак, его глаза зловеще заблестели.
Пораженный, я тем не менее не растерялся и ударил Баумера по руке так сильно, что портфель выпал, тяжело ударившись о пол. Сцена, понятно, привлекла внимание, к нам подскочили два официанта. Затем подоспел и администратор ресторана, который послал за милиционером, чтобы установить наши личности.
Махнув рукой, я уселся поудобнее в ожидании официальных властей. При этом заявил, что никто не имеет права меня царапать. Баумер утверждал, что все произошло случайно, без злого умысла, но хоть он и считал меня зачинщиком скандала, готов извиниться. Он потребовал счет, бросил на стол несколько бумажек, взял портфель и вышел из зала.
Официанты направились за ним следом. Прежде чем он успел взять в гардеробе пальто и чемоданы, появился милиционер. Баумер не обратил на него никакого внимания и хотел уйти, но ему было сказано, что он это сможет сделать лишь после того, как предъявит удостоверение личности. Куда делась его вежливость! Он развязно заявил, что это ограничивает его личную свободу, а у него, иностранца, особое положение…
Заявление не произвело на милиционера никакого впечатления. Хочешь не хочешь, Баумер должен был вместе с нами проследовать в кабинет директора ресторана.
Я предъявил свое удостоверение личности, Баумер этого делать не собирался. В конце концов он сказал, что покажет удостоверение только после того, как удалюсь я. Со всей решительностью я воспротивился: ведь именно я в первую очередь имел право узнать, с кем повздорил. И только когда милиционер пригрозил, что в случае дальнейшего запирательства отведет Баумера к представителям органов государственной безопасности, тот вынул свои документы: паспорт, выданный третьим рейхом, разрешение на пребывание в СССР, полученное в Москве, и удостоверение о том, что как иностранный специалист он работает в «Судопроекте».
Все документы были на одно имя — Курт фон Лотнер!
Меня словно ударило: это же тот человек, который познакомил Шервица с Эрной на вечере в немецком консульстве. Помимо желания, у меня вырвалось многозначительное: «А-а-а-а…»
Присутствующие глянули на меня вопросительно, и милиционер спросил, что означает мой возглас.
— Удивление, — коротко ответил я. — Этот гражданин мне только что представился под другим именем. Кроме того, он лгал, называя место своей работы. Очевидно, у него есть для этого основания. Хотелось бы их знать.