Белая западинка. Судьба степного орла
Шрифт:
Сделал эту вещь Василий Иванович мастерски, одним дыханием, хотя и работал над ней несколько месяцев…
Нет, нелегка жизнь геолога–разведчика в тайге. Одних комаров вспомнишь — на душе тяжко становится. От них не спасали никакие накомарники. От холодов не спрячешься ни в какие меха. И все-таки стоило стать геологом, чтобы у тебя на письменном столе появилась эта чудесная костяная сказка, как добрая память о старом — друге Василии Ивановиче Матушкине!
«СЕВЕРЯНИН»
Меня всегда удивляло обилие
В урожайный год кедровый стланик чёрен от тугих маленьких шишек, густо набитых орешками. А они жирные, и кедровое масло отменно вкусное.
Московских бы грибников в колымскую тайгу: вот бы утешились! После дождя под каждым берёзовым кустом целые выводки крепких толстопузых коротышей. Все грибное царство прижилось и щедро распространилось по Колыме: и скользкие жирные маслята, и хмуровато–солидные подберёзовики, и все многочисленное и многоцветное семейство сыроежек; как одуванчики, желтеют моховики на красноватых тундровых просторах, ну и, конечно, царь грибов—толстенький, с массивной шляпкой, плотный белый гриб. Смешно вспомнить, но мне попадались под карликовой берёзой экземпляры грибов больше самих берёзовых кустов. И не поймёшь, что под чем растёт—гриб под берёзкой или берёзка под грибом.
Невообразимо обильны и очень красивы россыпи брусники по ягелю. Её яркие вечнозелёные листочки и пунцово–красные гроздья сплошь прошивают рыхлое беловато–серое поле нарядным узором — со вкусом одевается северная природа! Покрытая туманной сизой дымкой, голубица слишком нежна для грубого прикосновения пальцев. Попов соорудил нечто вроде лотка, расчленённого на конце наподобие растопыренных пальцев, и этим снарядом смаху «черпал» голубицу, набирая её вёдрами. А какая крупная и сочная морошка растёт на Колыме — объедение!
Попов приносил с колымских лугов пучки зеленой петрушки и тонкие перья ароматного чеснока…
Все эти «дикорастущие», как их несколько пренебрежительно называют, должны быть причислены к лику растений–героев. В самом деле, большую часть года свирепствуют лютые холода, а они живут и даже красуются вечной зеленью. Лето, правда, влажное, жаркое, светлое, но ведь оно короче воробьиного носа, земля оттаивает только с самой поверхности, и чуть копни её—вечная мерзлота. А колымская зелень успевает стряхнуть зимнее оцепенение, пойти в рост, деловито быстро отцвести, завязать плоды, и они каким-то чудом к осени вызревают, зимой коченеют, а к весне все равно остаются живыми. На все эти превращения зелёным северянам в лучшем случае отпущен июнь, июль и август. Поразительно!
Но…
Слов нет, хороша брусника, прихваченная морозцем, и грибов вволю, а все-таки хочется свежей рассыпчатой картошки! Посыпать бы её солью да с коркой ржаного хлеба!..
Против своего обычая, Попов не поднял на смех мои гастрономические мечтания, а спокойно предложил:
— Чего ж, давай сходим. Тут не так далеко совхоз должен быть. Много-то они без наряда не дадут, а сколько унесём на себе — чего им, жалко, что ли.
Я прикинул по карте. «Не так далеко» выходило километров за сорок от нашей стоянки. Но
Отправились мы в совхоз. В тайге заночевали, а когда поздним утром следующего дня попали на совхозные земли — глазам своим не поверили: что грибы, что брусника?! Женщины на просторном поле срезали и складывали у межи тугие вилки крупной белокочанной капусты.
Мы поздоровались, спросили, где нам найти главного.
— Алевтину Ивановну ищите—она у нас главная.
— Пошли в контору, — заторопился Попов.
Алевтина Ивановна оказалась уже немолодой женщиной с обветренным лицом и сухими потрескавшимися тубами. Несколько церемонно она спросила:
— Чем могу служить?
— Да мы, собственно, так, — замялся я, — пришли по–соседски, познакомиться с вашим хозяйством.
Попов оказался менее дипломатичным:
— И картошкой маленько разжиться, сколько унесём.
Сдержанная Алевтина Ивановна посветлела:
— Ну, унесёте-то вы немного... — И такая беда — людей не хватает, хоть разорвись. Сентябрь на исходе. Вот–вот морозы. А сколько ещё капусты не срезано, картофель только копать начали…
— А вы картошку-то как, из-под лопаты берете? — спросил деловито Попов.
Алевтина Ивановна вздохнула:
— Все руками пока. Инженеры для северных огородников машин придумать не удосужились.
— Ну, так мы согласны, — по–крестьянски верно и просто понял Попов прозрачные намёки Алевтины Ивановны. — Давайте лопаты, поможем. Землю копать мы привычные.
Женщины приняли нас в свою артель с весёлой издёвкой:
— Ну вот, не все нам мужиков кормить: пускай сами попробуют, почём фунт лиха!
Попов добродушно, по–стариковски отбивался:
— Застрекотали, сороки! Теперь не ленитесь подбирать за нами!..
Хорошо уродило колымское картофельное поле! Клубни крупные, тугие.. Копать их было истинным удовольствием.
Мне рассказывали, что в Якутии много засушливых мест. На Колыме — наоборот, одолевали дожди. Воздух здесь чистый, прозрачный, световой день длинный–предлинный. Солнечная энергия непрерывно и беспрепятственно взаимодействует с зелёным листом колымских растений. То, что климатологи называют инсоляцией, здесь достигает рекордной величины. Все это, видимо, и объясняет и пышность колымской зелени, и мощность клубней…
Поздно вечером мы ели в совхозной столовой борщ из свежей капусты. Правда, заправлен он был консервированной тушёнкой, но все равно очень вкусен. Ели мы и варёную картошку с солью… Все вышло, как и мечталось. Алевтина Ивановна, ставшая волей судьбы главным агрономом северного совхоза, рассказывала, что с картофельного гектара они намерены снять тонн пятнадцать.
— Успеть бы только убрать и укрыть надёжно. Всего в наших местах много: и тепла, и света, и влаги. Одного только не хватает: времени на уборку. Так досадно бывает — растишь, растишь, и вдруг все труды твои вмёрзли в землю и пропали. А ведь мы этот картофель рассадой сажаем, а рассаду в горшочках с перегноем неделями холим.