Белла Ахмадулина

Ахмадулина Белла Ахатовна

Его лучезарность и тайная трагедийность братски родственны мне. Как же я с ними разминулась?

Мое соотношение с его средой совпало с началом моей жизни. Движение Москва – Питер и наоборот было взаимным правилом, для меня тоже (да и теперь так). Я много слышала о Довлатове, помышляла о нем, его образ прочно обитал в разговорах, в начальных легендах и анекдотах, расцветал в воображении, становился все более рослым и прельстительным, он и сейчас свеж где-то под веками, там и сохранен.

Мы не встретились ни в Питере, ни в Таллине, ни в Михайловском. Но, пожалуй, самым трудным было не встретиться в Нью-Йорке, хотя бы в знаменитом «Самоваре», притягательном для русских. Как-то зашли, слышим: «Только что был Довлатов, подарил самовар, купленный на толкучке».

Я читала его все больше, любуясь устройством его фразы, как бы беспечной, вольной, смешливой, но подлежащей благовоспитанной дисциплине, составляющей грациозную формулу. Если бы не слово, которому Довлатов единственно служил, которым владел, – его обаяние, доброта, юмор, благородство не стали бы достоянием множества людей: они воспомнят его 24 августа 1995 года и в другие дни других лет.

Слова мои рассеянны, сбивчивы, – чтобы содеять их иначе, не хватает прохладной четкости. Но для

моей неопределенной цели не надобны иные слова.

Меня не однажды настигали косвенные великодушные приветы Сергея Довлатова – и тот неслышимый утешающий оклик в яркий и печальный полдень погожего летнего дня. Я хочу за все поблагодарить его, как мне быть?

Надо прикрыть веки, очень сосредоточиться – не на большой, а на доброй мысли – и, может быть, заструится, запульсирует утекающий ввысь светящийся пунктир нежного ответного привета.

Август 1995

«Причудливый бродит меж лип господин…»

Анатолию Жигулину

Причудливый бродит меж лип господин, покинув тайком клавесины салона: он бархату предпочитает сатин, седин венценосность венчает солома — здесь некому грех тавтологий прощать: с затычкой в ушах для поимки мелодий, со жвачкой в устах и с загадкой в очах брезгливо косится юнец мимолётный на шляпу, чьи злаки – теперь иммортель, я вижу, и шляпы носитель бессмертен. Алмазный мой глаз помертвел и смотрел: чей был он соратник и чей собеседник. С балкона за ним надзирает жена. Изделье французов – её ароматы, брюссельские носит она кружева, отечества сносит она диаманты. Кто сей господин? Он – хозяин иль гость средь прочих, наехавших и набежавших? Что шляпа! Зато какова его трость! Аргентума слиток – её набалдашник. И аурумом его перст окольцован, добытым рабами из северных толщ. (Я в сумерках парк посвящу Воронцовым, которые – черточка – Дашковы тож. Я вскорости этой займусь оговоркой, но лацкан сатина под правым плечом украшен значком, достославный Георгий Святой, разумеется, здесь ни при чём.) Завидев того, кто под липами парка гуляет, надменно я прочь поспешу. Ему неприятна страннейшая пара, ему, но не мне, я её опишу. Другая мне видится странная пара: вот дама – вся в белом, и шляпы вуаль лицо затеняет. Я – автор и право моё – написать: ты таких не видал ходящих в обнимку, любезный читатель. Да, дамочка в белом. Наряд полосат её собеседника. Автор – бестактен иль безрассуден. Нельзя описать, как вдоль аллеи проходят те двое: в белом одна, в полосатом другой. Всё говорят о неволе и воле. Каждого помнят, кто мёртв, кто – изгой. Ежели жив, будь сохранен, кто изгнан из… из всего. Я гляжу из темна в тайну. Больницы белеющий призрак, двое бредущих – Жигулин и я. Июль 1998

«Со мною вот что происходит…»

Б. Ахмадулиной

Со мною вот что происходит: ко мне мой старый друг не ходит, а ходят в праздной суете разнообразные не те. И он не с теми ходит где-то и тоже понимает это, и наш раздор необъясним, и оба мучаемся с ним. Со мною вот что происходит: совсем не та ко мне приходит, мне руки на плечи кладёт и у другой меня крадёт. А той — скажите, Бога ради, кому на плечи руки класть? Та, у которой я украден, в отместку тоже станет красть. Не сразу этим же ответит, а будет жить с собой в борьбе и неосознанно наметит кого-то дальнего себе. О, сколько нервных и недужных, ненужных связей, дружб ненужных! Во мне уже осатанённость!.. О, кто-нибудь, приди, нарушь чужих людей соединённость и разобщённость близких душ! Евгений Евтушенко 1957

«Мы нарушили Божий завет…»

Б. Ахмадулиной

Мы

нарушили Божий завет. Яблоко съели. У поэта напарника нет, все дуэты кончались дуэлью. Мы нарушили кодекс людской — быть взаимной мишенью. Наш союз осуждён мелюзгой хуже кровосмешенья. Нарушительница родилась с белым голосом в тёмное время. Даже если Земля наша – грязь, рождество твоё – ей искупленье. Был мой стих, как фундамент, тяжёл, чтобы ты невесомела в звуке. Я красивейшую из жён подарил тебе утром в подруги. Я бросал тебе в ноги Париж, августейший оборвыш, соловка! Мне казалось, что жизнь – это лишь певчей силы заложник. И победа была весела. И достигнет нас кара едва ли. А расплата произошла — мы с тобою себя потеряли. Ошибясь в этой жизни дотла, улыбнусь: я иной и не жажду. Мне единственная мила, где с тобою мы спели однажды. Андрей Вознесенский 1972

Вижу четко и нечетко, — Дотянись – рукой подать. Лето, рвы и этой челки Красно-рыжей благодать…

Кадр из фильма «Живет такой парень»

«То ли страсти поутихли…»

То ли страсти поутихли. То ли не было страстей. Потерялись в этом вихре И пропали без вестей Люди первых повестей. На Песчаной – всё песчанно, Лето, рвы, газопровод, Белла с белыми плечами, Пятьдесят девятый год, Белле чёлочка идёт. Вижу чётко и нечётко, — Дотянись – рукой подать. Лето, рвы и этой чёлки Красно-рыжей благодать. Над Москвой-рекой ходили, Вечер ясно догорал, Продавали холодильник, Улетали за Урал. Геннадий Шпаликов

Кабинеты моих друзей

Что-то дождичек удач падает не часто. Впрочем, жизнью и такой стоит дорожить. Скоро все мои друзья выбьются в начальство, и, наверно, мне тогда станет легче жить. Робость давнюю свою я тогда осилю. Как пойдут мои дела – можно не гадать: зайду к Юре в кабинет, загляну к Фазилю, и на сердце у меня будет благодать. Зайду к Белле в кабинет, скажу: «Здравствуй, Белла!» Скажу: «Дело у меня, помоги решить…» Она скажет: «Ерунда, разве это дело?..» И, конечно, сразу мне станет легче жить. Часто снятся по ночам кабинеты эти, не сегодняшние, нет: завтрашние, да: самовары на столе, дама на портрете… В общем, стыдно по пути не зайти туда. Города моей страны все в леса одеты, звук пилы и топора трудно заглушить: может, это для друзей строят кабинеты — вот построят, и тогда станет легче жить. Булат Окуджава

«Чувство собственного достоинства – вот загадочный инструмент…»

Б. Ахмадулиной

Чувство собственного достоинства – вот загадочный инструмент: созидается он столетьями, а утрачивается в момент, под бомбёжку ли, под гармошку ли, под красивую ль болтовню иссушается, разрушается, сокрушается на корню. Чувство собственного достоинства – вот таинственная стезя, на которой разбиться запросто, но с которой свернуть нельзя, потому что без промедления, вдохновенный, чистый, живой, растворится, в пыль превратится человеческий образ твой. Чувство собственного достоинства – это просто портрет любви. Я люблю вас, мои товарищи, – боль и нежность в моей крови. Что б там тьма и зло ни пророчили, кроме этого ничего не придумало человечество для спасения своего. Булат Окуджава