«Белое дело». Генерал Корнилов
Шрифт:
На какие бы новые политические мапевры ни шел Керенский, как бы ни старалось поддержать его эсеро-меньшевистское руководство ВЦИК Советов, после разгрома корниловщины становилось ясно почти всем: Временное правительство агонизирует. По остроумному выражению одного из современников, при взгляде на министров казалось, что даже брюки сидели на них, как па покойниках. Керенский вызывал теперь почти всеобщее презрение. Былые восторги перед ним исчезли без следа. В правых кругах его ненавидели. Некий «петербургский чиновник», узнав о свержении Временного правительства, 26 октября записал в своем дневнике: «Министры арестованы и, говорят, порядком избиты. Так им и надо, достаточно натворили глупостей, пускай те перь расплачиваются. Жаль, что Керенский удрал, а но повешен». И затем еще несколько записей в таком же духе: «Правые не станут поддерживать такого прохвоста, как Керенский... Я об
Изменился и сам Керенский. По воспомипаниям людей, близко наблюдавших его в сентябрьско-октябрьские дни, в нем появилась какая-то несвойственная ему ранее неторопливость, даже вялость. Он стал всячески избегать ситуаций, в которых от него требовались реше-пия, часто менял свое мнение, по свидетельствам министров, на его обещания невозможно было положиться. При первой возможности старался уехать из Петрограда на фронт. Странным образом все это напоминало поведение Николая II накануне свержения монархии. Почему это происходило с такими, казалось бы, разными людьми? Не потому ли, что ход событий поставил их в почти одинаковые обстоятельства: оба пытались ничего не менять в то время, когда от них требовались крутые перемены. Неспособность, нежелание пойти па это, вероятно, и порождали своего рода политический сомнамбулизм.
Все это, однако, не означало, что режим керенщины рухнет сам собой. В. И. Ленин писал, что ни одно правительство даже в эпоху кризиса «не „упадет", пока его не „уронят"» 4Э. Но желание «уронить» керенщину было почти всеобщим. И если это отчетливо видели в революционном лагере, то и лидеры контрреволюции отнюдь не являлись слепцами. Керенский после Октября потратил немало усилий, чтоб доказать, будто бы правый, прокор-ниловский лагерь после поражения в конце августа разработал новый план борьбы с Временным правительством. На сей раз он якобы строился на учете опыта первой корниловщины, усвоении ее тяжелых уроков. Тогда, открыто заявив о своей борьбе с большевизмом и Советами, правый лагерь оказался перед единым революционно-демократическим фронтом и потерпел поражение. Теперь будто бы решено было не препятствовать большевикам в их борьбе с правительством, т. е. парадоксальным образом принять большевистский лозунг: «Никакой поддержки Временному правительству!», выдвинутый ими еще в апреле. Не сомневаясь, что, лишенное поддержки больше-визировавшихся Советов, Временное правительство будет быстро и легко свергнуто, правые пе сомневались также в том, что большевики удержатся у власти в лучшем случае несколько недель, после чего разлившаяся по стране анархия позволит даже относительно небольшой воинской группировке привести к власти «генерала на белом коне». Уверенность в наличии такого плана и проведении его в жизнь Керенский сохранил до конца жизни.
Но существовал ли он в действительности, или Керенский создал его в своем тревожном воображении для са-мореабилитации, для доказательства того, что он был свергнут «коварными» ударами как слева, так и справа в тот самый момент, когда под его руководством «демократический режим», казалось, вот-вот стабилизируется?
Если бы такой план существовал, какие-то следы его, несомненно, обнаружились бы в тех или иных исторических источниках. Но значит ли это, что Керенский так уж был неправ в своих обвинениях, в подозрении о наличии оиределенной тенденции у правых сил?
Один из активных деятелей ВЦИК и Предпарламента — меньшевик Ф. Дан, сомневаясь в наличии у правых сил плана борьбы с правительством и теми, кто его еще поддерживал, в то же время считал, что в лагере реакции крепла определенная политическая тенденция, суть которой сводилась к следующему: в момент, когда Временное правительство окажется под ударом большевиков, контрреволюционно настроенные военные получат возможность «спасти» его, а затем продиктовать ему свою волю.
Вчерашние корниловцы не только не были готовы подставить свое плечо правительству в случае нового подъема революционной волны и большевистского восстания, но и не желали этого делать. «Над Россией, -писал видный правый кадет А. Изгоев,— повис рок, и пусть скорее придут большевики. Царствие их будут считать если не неделями, то месяцами». Наш знакомый «петербургский чиновник», внимательный свидетель предоктябрьских и октябрьских событий,
Такова картина, которую рисовали себе контрреволю-_
циониые элементы, люто ненавидевшие революцию. Было ли это миражом, рожденным их умами, затуманенными злобой? Послушаем В. И. Ленина. В канун Октября он отмечал, что черносотенцы иногда злорадно желают победы большевиков, «уверенные, что большевики не удержат власти»я0. Буржуазно-помещичья реакция, писал он, «всегда будет злобно кричать: „лучше бы всего сразу и на „долгие годы“ избавиться от большевиков, если бы подпустить их к власти и затем разбить наголову15. Такие крики — тоже „провокация11, если хотите, только с противоположной стороны» 51.
Ленинский политический гений улавливал тончайшие нюансы в настроениях и расчетах контрреволюции. В «Письме к товарищам», написанном в канун Октября, анализируя и опровергая доводы противников восстания и колеблющихся, В. И. Ленин остановился, в частности, и на таком доводе: «„...Вот если бы корниловцы опять начали, тогда мы бы показали! А начинать самим, к чему рисковать?..11 ...А если корниловцы второго призыва научились кое-чему? Если они дождутся голодных бунтов, прорыва фронта, сдачи Питера, не начиная до тех пор? Что тогда?» 52.
Л. Троцкий дает на этот вопрос предельно четкий ответ: «Если бы большевики не взяли власть в октябре-ноябре, они, по всей вероятности, не взяли бы ее совсем. Вместо твердого руководства массы нашли бы у большевиков все то же, уже опостылевшее им расхождение между словом и делом и отхлынули бы от обманувшей их ожидания партии в течение двух-трех месяцев, как перед тем отхлынули от эсеров и меньшевиков. Одна часть впала бы в индифферентизм, другая сжигала бы свои силы в конвульсивных движениях, в анархических вспышках, в партизанских схватках, в терроре мести а отчаяния. Полученную таким образом передышку буржуазия использовала бы для заключения сепаратного мира с Гогенцоллериами и разгрома революционных организаций». Ориентируя партию на вооруженное восстание, В. И, Ленин призывал не ждать повторения «корниловских попыток», не «ждать, пока буржуазия задушит революцию» 53.
* *
Мы должны вспомнить, что в первых числах сентября
генерал Алексеев по поручению нового Верховного главнокомандующего А. Керенского «безболезненно» ликвидировал корниловскую Ставку, с конца июля являвшуюся центром консолидации всех правых сил. Но эта ликвидация была проведена именно «безболезненно:», с такими наименьшими потерями, которые только и были возможны в условиях провала, который постиг корниловский путч. Корнилов и другие видные генералы, как мы знаем, были переведены в Быхов. Режим, установленный для главарей путча в «быховской тюрьме», по их собственным позднейшим признаниям, мало напоминал тюрьму. Л. Новосильцев в своих воспоминаниях даже называл Быхов «курортом». Вставали поздно, после завтрака до обеда прогуливались вокруг костела. По ту сторону забора часто собирались группки солдат, с любопытством рассматривали генералов. Однажды Корнилов, сопровождаемый одним из «быховцев», вдруг подошел к забору, остановился напротив нескольких глазеющих солдат, отрывисто спросил: «Вы с какого фронта — с Юго-Западного?» Солдаты от неожиданности вытянулись, дружно ответили: «Так точно!» Корнилов помолчал, пожевал сухими губами и отрывистым, «лающим» голосом крикнул: «Пошли прочь, сволочь!»