Белое и красное
Шрифт:
— А мне интересно все-все про купцов знать, — сказала Таня. — Я даже иногда думаю, а не высмотреть ли мне кого-нибудь из этих пузатых и бородатых, что останавливаются здесь в «Гранд-отеле», обольстить да и выйти замуж, стать купчихой? Буду носить дорогие меха, на каждом пальце по кольцу, буду ездить в Париж и во всякие Европы, заеду и в вашу Варшаву, пан Ян…
Таня, закончив свою тираду, встала и прошлась по комнате с надменной миной, изображая, как тяжело рукам от золотых колец и браслетов. «У нее прямо-таки талант копировать», — подумал Чарнацкий.
— Видишь,
Что это хозяин ударился в воспоминания? То ли оттого, что Ян упомянул комфортабельный «Алдан», а может, свисток паровоза навел его на эти размышления?
— А когда первый поезд появился в Иркутске?
— Папочка, не говори! Ян Станиславович хитрый, хочет узнать: когда я родилась. Не говори…
Таня так умоляюще просила, будто для нее действительно весьма важно было скрыть от Чарнацкого год своего рождения.
— Почему, глупышка, нельзя сказать? Вот если б спросили, когда родилась Капитолина Павловна, то без ее ведома я бы слова не вымолвил. Но ты… Егоза ты пока. Ага, значит, ты не желаешь, чтобы наш гость догадывался, что ты совсем еще малышка… Ну, пусть будет по-твоему. — И Петр Поликарпович почесал в голове. — И что получается?.. Ну не оставлять же, Ян Станиславович, несколько этих пельменей, не станешь же ты обижать моих хозяек. Они так старались, особенно Ольга. Молодой человек гвардейского сложения должен есть как следует, это, братец ты мой, весьма импонирует женщинам.
«Петр Поликарпович, похоже, овладел искусством свата, не иначе… Видно, с Ольгой намучился», — решил Чарнацкий.
— Я не обжора, но могу поклясться, что сегодня съел пельменей ровно столько, сколько вся семья Долгих. Это ли не убедительное доказательство того, что я не словом, а делом оценил кулинарное мастерство Капитолины Павловны и Ольги Петровны.
— Прошу вас, зовите меня просто Ольгой…
Ее черные глаза блестели. Чарнацкий внимательно посмотрел на Ольгу, но заговорила Таня и отвлекла его.
— Интересно, как Леонид Львович выступил сегодня на состязаниях по стрельбе. Ирина говорит, что он блестящий стрелок. А совсем не похож.
— Леонид Львович? Кто это? — спросил Чарнацкий, забыв, что дал себе слово ни о чем, связанном с Ириной, не спрашивать.
— Леонид Львович Нестеров, юнкер, жених Ирины Петровны, — с радостным удовлетворением сообщил Долгих. — Очень симпатичный молодой человек.
«Чего я ожидал?.. Она уже давно могла бы выйти замуж, а не только иметь жениха». Чтобы не думать об Ирине, он вспомнил путешествие с Катей, Юрьевым. «Не удивительно ли? Будто приехал в прошлое. Там, на пароходе, я чувствовал
— А теперь чайку, чтобы жир смыть… Дочки, наливайте.
Ольга и Таня возились у самовара, хозяйка убирала со стола, и Петр Поликарпович подсел поближе к гостю.
— Поговорим, братец, чуть позже, по-мужски, а сейчас хочу тебя спросить, долго пробудешь у нас?
— Еще не знаю. Дня через два дам ответ, а пока заплачу вперед за месяц…
— Да я не о том, братец, ты же меня знаешь! Приди ты хоть в лохмотьях, вшивый, я бы все равно тебя принял, обмыл, накормил, одел. Ты скажи лучше, куда тебя несет?
— Скорее всего, поеду на запад, поближе к дому, дорогой Петр Поликарпович.
Он сказал это с уверенностью. Теперь, когда с Ириной все ясно, из Иркутска надо уезжать.
— А если откровенно, братец, не можешь или не хочешь?
Уж не думает ли Долгих, что он принадлежит к какой-нибудь польской тайной организации? Видно, не представляет, что могут быть поляки, ни в коей степени не замешанные в заговоры против России. Каждый поляк — это бунтовщик, заговорщик, да еще и коварный, так считают здесь многие русские.
— Откровенно?.. Остановлюсь в Киеве или в Минске, там много наших. Если, конечно, Минск не захватят немцы.
Петр Поликарпович посмурнел. «Сначала проиграли в русско-японской войне, теперь терпим поражение на западе. Нет в России великих полководцев Суворова да Кутузова, руководят армией штабисты, вот и обманули легковерного царя».
— Даст бог, не захватят, — вздохнул он тяжело. — Поляков полно и в Иркутске. Чего тебе не хватает, даже костел есть. Таня вон ходила, из любопытства, слушала мессу. О, только сказал о ней, а она тут как тут.
— Папочка, ты забрал у нас пана Янека, а мы тоже хотим с ним поговорить. Прошу вас, сами наливайте заварку, а то потом будете говорить, что чай некрепкий.
Она поставила перед ним стакан и заварной чайник. Таня помнила, что их гость любит хороший, крепкий чай.
«И как только у него получается? — удивлялась Ирина. — Он такой нервный».
Леонид был на третьем месте перед последним упражнением — стрельба стоя. В состязаниях принимали участие лучшие стрелки из обоих юнкерских училищ и школы прапорщиков.
Ирина сегодня плохо спала. Услышав в коридоре шум, разговоры, проснулась. При звуках знакомого голоса сильно забилось сердце, как тогда, давно-давно, когда бегала с Яном по льду Иркута. Утром встала с темными кругами под глазами. Леонид ничего не заметил, более того, смущенно спросил, какую получит награду, если ему повезет на состязаниях.
— Твой Леонид хорошо стреляет, зато мой Намсарай хороший наездник, — не преминула заметить Люба.
В тире было несколько офицеров, представлявших жюри состязания, и небольшая группка гимназисток. Одну из них, бурятку Любу Балдано, Ирина знала еще по курсам санитарок. У Любы в юнкерском училище был брат, очень похожий на нее, все думали, что они близнецы. Ему сегодня определенно не везло.