Белое и красное
Шрифт:
— Вы считаете, что для порядочного человека допустимо столько лет читать чужие письма без разрешения адресата и к тому же выискивать в них определенную информацию для определенных целей?
Чарнацкий по природе своей был искренний и прямой человек, довольно импульсивный. Но за годы, проведенные в Сибири, научился скрывать свои мысли, эмоции, научился владеть собой. Однако сейчас, после того как свершились такие события в России, он чувствовал, что может позволить себе подобные высказывания.
— Он
— А я считаю, что ревнивый муж, читающий втайне от жены письма к ней, вызывает меньше презрения, чем подобный исполнительный чиновник-перлюстратор. Это благодаря таким, как он, охранка знала больше, чем должна была знать.
— Я с вами совершенно не согласна! — Таня даже вскочила со стула. — Я вас слушала, Ян Станиславович, и думала, что вы правы, а не папа… Но то, что вы сказали… ведь читать тайком письма близкого человека или его письма к кому-то безнравственно. Этому нет оправдания. Если кого-то любишь, надо доверять. А не пытаться поймать на чем-то, контролировать.
Таня говорила торопясь, и чувствовалось, как ее переполняет возмущение.
— А вы как считаете? — Чарнацкий обратился к молчавшей Ольге.
— Если кого-то любишь…
И умолкла, не закончив фразу, появившийся на ее лице румянец, видимо, должен был заменить слова.
— Вот видите! — Петр Поликарпович был доволен реакцией своих дочек. — Однако же, мы собрались здесь совсем не для того, чтобы спорить. Коль скоро наш дорогой гость пожелал, как мы видим, быть с нами, подавай, Капитолина Павловна, на стол. В атаку!
И потер при этом руки. Чарнацкий, еще спускаясь с лестницы, по ароматному запаху, заполнявшему дом, понял, что ждет его божественная еда. Хозяйка приготовила пельмени! Пельмени он едал в тайге и на пароходах, но они не шли ни в какое сравнение с иркутскими.
Капитолина Павловна вплыла с огромным, окутанным паром блюдом. Она несла его, прижав к животу, заранее радуясь тому удовольствию, какое получат от пельменей гость и домашние.
— Я должен открыть тебе, братец, нашу маленькую тайну: пельмени помогала готовить Ольга. Давай-ка проверим, есть ли у нее кулинарные способности, будет ли муж доволен ею.
Петр Поликарпович делал вид, что старается говорить шепотом и что его слова предназначаются только гостю. Но Ольга засмущалась
— Пан Янек… где вы были, когда вас не было? — неожиданно спросила Таня по-польски, с каким-то вызовом в голосе.
Капитолина Павловна удивленно посмотрела на дочь. «Неужели это реакция на то, что отец старался обратить мое внимание на Ольгу?» — подумал Чарнацкий. Скорее всего, он это сделал ненароком, непроизвольно. Что поделаешь, когда в доме три дочери…
— Долго рассказывать, Таня…
— Потом расскажешь, Ян Станиславович. Ну а теперь за пельмени. Накалывай врага или души, как тебе удобнее, как привык, но атакуй, братец! А то Капитолина Павловна и Ольга Петровна обидятся на нас.
— Капитолина Павловна, нигде я таких пельменей не едал. И уверен, если бы устроили конкурс на лучшие сибирские пельмени от Хабаровска до Омска, вы получили бы первую премию. Я теперь в пельменях хорошо разбираюсь. Только не могу понять, как вы это делаете, что они во рту прямо тают?
— Покойница мать Петра Поликарповича меня научила.
— Нахваливая справедливо Капитолину Павловну и Ольгу Петровну, не забывай, что враг еще не добит… С флангов заходи.
Петр Поликарпович указал на дальний край блюда. Спокойный по своей натуре, он становился воплощением воинственности за трапезой и пускал в ход военную терминологию при весьма мирных действиях за столом. Заглатывая пельмени, он еще несколько сдерживал себя, но, когда подали мясо, которое следовало есть с помощью ножа и вилки, тут уж его ничем нельзя было остановить!
— Ян Станиславович, вы сказали, что теперь разбираетесь в пельменях? — обратилась через стол Ольга.
Какую отвагу бедняжке нужно было проявить, чтобы задать этот вопрос, он это хорошо понимал. Ольга сидела лицом к окну, озаренному заходящим солнцем, лучи его падали прямо на нее. Какая она красивая! Только чуть-чуть грустна.
— Пани Ольга… Я сейчас всем расскажу. — Он решил, что, пожалуй, не стоит обращаться только к ней одной. — Самые вкусные пельмени я ел на Олекме у охотника, полурусского, полутунгуса, из мяса оленя. Осеннего оленя, то есть забитого осенью. Берешь в рот пельмень и чувствуешь благоухание трав, такой от них аромат исходит…
— А мясо убитого по весне оленя плохо пахнет, — поддержала разговор Капитолина Павловна.
— Года два тому назад я плавал по Олекме на комфортабельном пароходе «Алдан» Шнарева Петра Акепсимовича, самого именитого купца в Якутске.
— Шнарев, братец, — лицо известное и в нашем городе. Сам недавно на почте держал в руках поздравительную телеграмму на его имя от французского консула в Иркутске по случаю юбилея фирмы «Наследники А. М. Шнарева». Что ж ты, работал у такого именитого купца и оставил место?!