Беломорье
Шрифт:
— Да, он, — признался Федин, — опоздало бы письмо на час, и я бы уже двигался на Малошуйку.
— Нельзя, Кирилл Афанасьевич, сперва нам помочь надо. На одном месте топчемся, а жизнь вперед идет. Хорошо понимаем, что вас на родину тянет, да и здоровьишко этого требует… Мы уж надолго не задержим вас… А пока что надо вас к какому-то занятию пристроить. Вы какой специальности человек?
Узнав, что до перехода на нелегальное положение Федин был статистиком в земской управе, пилостав обрадовался:
— Словно по заказу. Нашего статистика неделю назад паралик разбил. Управляющий слезы льет, не знает, что делать. Прямо к нему шагайте.
Прочитав справку, что «податель сего… был статистиком с такого-то и по такое-то число, в службе аккуратен, точен и исполнителен», управляющий, опасливо поглядывая на Федина, спросил:
— А забастовки нам не устроите?
— Не моя это специальность, — усмехнулся Федин.
— Вот и хорошо, а то, батюшка, такие пришли времена, хуже не было. И с чего все эти заварухи начались?
Федин молча развел руками…
Служба занимала у Федина не так много времени. Он взял на себя еще ряд обязанностей, получив возможность бродить по всему заводу и выезжать на лесозаготовительные участки. С Иваном Никандровичем и учителем Федин первое время не встречался, поэтому никто не мог сказать о нем что-либо предосудительное, сам же он получил довольно точное представление о рабочих завода.
Как-то в субботу, когда Федин проходил мимо школы, его тихонько окликнула жена учителя.
— Приходите завтра в девять вечера, — шепнула она. — Вас будут ждать.
«Завтра начнется то, ради чего я задержался в Поморье», — глядя на миловидное лицо молодой женщины, подумал Федин.
На следующий день Федин в назначенный час зашел к учителю. В комнате были плотно занавешены окна и, кроме хозяев и Ивана Никандровича, находилось еще шесть человек. С двоими из этих людей Федин уже успел познакомиться на заводе. «Так и знал, что они наши! Не утратил еще умения распознавать людей», — мелькнула мысль.
— Не подумайте, что нас так мало, — заговорил Никандрыч. — Это только гвардия, это те, что друг за друга головой поручиться могут… А так нас куда больше. Васенька, — обратился он к пареньку, — поброди вокруг школы, вдруг какое свиное ухо к окну прижмется? Зазябнешь, так кто другой сменит.
Паренек приосанился и вышел. Все уселись за стол. На нем кипел самовар, в металлической корзиночке лежали ломти белого хлеба домашней выпечки. Никандрыч начал рассказ о революционной работе на заводе. Изредка его дополнял то один, то другой участник собрания. Когда старик кончил, Федин понял, что на заводе есть около десятка революционно настроенных рабочих, что наберется десяток-другой сочувствующих им. Но настоящей революционной работы на заводе еще нет.
— Чем вы закрепили февральский успех, когда администрация уступила по всем требованиям? — после некоторого молчания спросил Федин.
Пилостав переглянулся с учителем, а тот лукаво подмигнул Федину.
— Прямо сказать, начисто все возможности промазали. Нам от него, — пилостав кивнул в сторону учителя, — за это крепкая взбучка была.
— А связь с рабочими других заводов есть? — спросил Федин.
— Нет. Там еще хуже, чем у нас, — ответил учитель. — Не считая кемского завода, там больше на сезонниках выезжают. Рабочего костяка больше всего у нас да в Кеми.
— С ковдскими заводами связь можно установить, — перебил Власова Никандрыч. — Там пмлоставом мой выученик. Толковый парень, когда не пьян. А заливать горазд, жена крепко с ним мается. Детишек куча, а он все пропить норовит. Опасный попутчик нашему делу — пьянка. Сам попадет и других погубит, как в Сумском Посаде три года назад приключилось.
Неожиданно в комнату вошел Вася.
— Вокруг школы биржевой мастер крутится. Я за ним брожу, к окнам подойти близко мешаю. Едва лембой в сени не заскочил. «Ты чего, Васька, на улице городовым торчишь?»— спрашивает меня. Говорю, что ребят жду, на вечорку в село ладимся. «А ты чего, — спрашиваю, — Федот Макарыч, около школы потерял?» Плюнул и ушел. А сейчас опять к школе бежит.
— Выйдите-ко, ребята, в кладовку. Я зазову гада, а вы тем временем на улицу выскользнете.
Вскоре, бесшумно ступая, в сени вошел старик, вытягивая голову и прислушиваясь. Власов вынтел ему навстречу.
— Никак до ветру зашел, Федот Макарыч? — почти в ухо крикнул он мастеру. — Или погостить захотел?
— Погостить, погостить, — заговорил тот, — погостить, голубок.
— Ну, входи, коли так соскучился. — Власов распахнул дверь и почти втолкнул старика в комнату. — Заведи, Марина, граммофон ради почетного гостя… Веселиться старец пришел!
Когда раздались хриплые звуки «На сопках Маньчжурии», участники беседы один за другим вышли на улицу. Каждый отправился к себе, раздумывая над тем, откуда пронюхала старая лиса о сходке в школе.
Когда Федин подходил к дому, кто-то окликнул его. Он обернулся и увидел паренька, охранявшего собрание. С ним была какая-то девушка.
— Не простынете, Кирилл Афанасьевич? — спросил Васька.
— Пока холода не чувствую.
— Все о сегодняшнем думаете?
Федин в упор взглянул на паренька, потом на девушку.
— Это наша. Дочь Ивана Никандрыча, Надя. Надумали что-нибудь?
— Надумался, как будто.
— Так пойдемте к нам? — и девушка приветливо взглянула на Федина. — Отцу, поди, не до сна.
В тот вечер долго не спали в домике пилостава. Разговаривали вполголоса. Вася и Надя нет-нет да и выскакивали “на улицу, проверяя, нет ли вблизи «свиного уха».
За четверть века работы на сорокском заводе Иван Никандрович превратился в живую летопись местной жизни. Он знал на заводе каждою человека, его характер, привычки и слабости. Предложенный Фединым план иметь в каждом бараке своего человека был одобрен. Из этих людей решили создать кружок. Нашли подходящее место и для занятий — церковную сторожку в селе. Церковным сторожем состоял одинокий старик, целью жизни которого была выпивка. Опорожнив шкалик, он беспробудно засыпал. В сторожку никто не ходил, ютилась она в стороне от жилья, в тени церкви, стоявшей за высокой оградой на скалистом берегу. Шкалик стоил недорого, и кружковцам до утра обеспечивалась полная безопасность.