Бельский: Опричник
Шрифт:
Второе письмо — патриарху Иову. С укором в злоупотреблении церковной властью, тем более, что сам Бог благоволит ему, сыну Грозного, и смертельный грех священнослужителей идти против воли Господа Бога нашего.
Письма вручили и патриарху, и царю как раз в тот день, когда ему исполнилось пятьдесят три года, и поначалу было похоже, что оно никоим образом не повлияло на дела кремлевские, на состояние духа самого самодержца. В урочный час он, как обычно, чинил суд в Боярской думе, после чего принимал гостей в Золотой палате и обедал с ними, принимая поздравления с днем рождения. Но едва встал из-за стола, покачнулся,
По Москве пополз упорный слух, что Годунов сам умертвил себя, но Богдан даже не сомневался, что это досужий вымысел. Борис очень любил власть и по собственной воле никогда бы ее не отдал.
Хоронили царя с честью. Что творилось в душах придворных, грусть или радость, оставалось тайной каждого, на миру же христианский долг исполнялся с прилежанием и показной старательностью.
Упокоили невольного тирана в храме Святого Михаила в ряду потомков Владимира Великого. И тут же, едва отпев умершего царя, присягнули царице Марии и детям ее, царю Федору и Ксении. Ничто вроде бы не предвещало грозы с ураганом, сметающим все на своем пути.
Первые шаги юного царя — приблизить к себе надежных советников. Немедленно послал он к знатнейшим и опытным боярам (князю Мстиславскому, князьям Василию и Дмитрию Шуйским) приказ оставить войска и прибыть в Москву. Вызвали и Петра Басманова, дабы ободрить его и назначить главным воеводой всего войска, выставленного против царевича Дмитрия. Не обойден вниманием оказался и Богдан. Не очинив боярством, велели заседать в Думе, надеясь на его опыт оружничего и хорошее знание обстановки.
Не только наивные, но и нелепейшие шаги. В первые же дни Бельский встретился для тайной беседы с князем Мстиславским, чтобы продолжить прежний разговор.
— Федору Борисовичу ты, князь, не присягал. Москва уже присягнула новому царю, ты же уйди от нее. Тебя призвали в советники, и это очень важно, если у тебя будут развязаны руки.
— Служить Федору, отпрыску Годуновскому, я не стану. Даю слово. Там, под Новгородом Северским, мы с Басмановым без особого труда разбили бы войско Дмитрия Ивановича, собранное с бора по сосенке. Каждый ратник храбр и даже, возможно, ловок в сече, некоторые из низовских воевод, атаманов и сотников смекалисты и имеют навык ратный, но главный воевода и его ближайшие советники — неумехи. Пустое место. Мнишек только лишь носит с гордостью чин воеводы, а ни навыка, ни ратной сметки не имеет. Да и где ему было приобрести опыт? На Сандомирском воеводстве?
— Но теперь тихого противостояния мало. Теперь пора выступать открыто.
— Но как? У меня первое воеводство берет Басманов. Его, как мне известно, Федор определил уже.
— С Басмановым я тоже говорил прежде, поговорю и теперь, но прошу, князь, и тебя не оставаться в стороне.
— Обещаю твердо. И не только сам повлияю, но и своих друзей-бояр попрошу. Мало кто примет Федора, как законного наследника. Особая у меня надежда на князя Ивана Воротынского. Он славен подвигами отца и своими порубежными делами. Басманов его уважает.
— Верно. Князь Воротынский надежен. Он с нами.
Следующий
Воротившись к войску, Басманов повел хитрую игру. Дело в том, что с ним послан был для присмотра и для освящения присяги царю Федору митрополит Исидор, и противиться присяге он не стал, хотя сам увильнул, уверив Исидора, что присягнул уже в Москве. Басманов позволил войску присягнуть честь честью, когда же митрополит уехал обратно в Москву, позвал к себе воевод: князя Василия Голицына, его брата, князя Ивана и Михаила Салтыкова.
— Товарищи мои ратные, я в Москве получил твердые доказательства тому, что тот, кого клевреты Годунова называли и продолжают называть Самозванцем, есть на самом деле истинный сын Ивана Грозного. Оружничий Бельский по духовной Грозного назначен был опекуном Дмитрия, это всем хорошо известно. Так вот Богдан Яковлевич сохранил жизнь царевичу.
— Но Годунов заколол Дмитрия?!
— Нет. Царевича Бельский подменил еще по пути в Углич. С согласия царицы и ее родственников: отца Федора Федоровича и брата Афанасия.
Недоверчивое молчание. Тогда Басманов спросил:
— Неужели вы считаете короля Польши Сигизмунда Третьего полным дураком и слепцом? Разве он признал бы Дмитрия Ивановича законным наследником, если бы Бельский и Нагие не представили ему твердых доказательств? Эти доказательства есть. Но о них известит народ сам оружничий в час торжества законного права. Так он поклялся мне. Мне он привел часть этих неоспоримых доказательств, но я тоже дал слово до времени о них молчать. До полной победы царевича. Вас же прошу поверить мне на слово. Если вы готовы встать на сторону Богом избранной династии, скажите сейчас же, если имеете желание холопствовать под рукой отпрыска безродного и коварного Годунова, воля-вольная.
Принуждать не стану. Я же сегодня посылаю к Дмитрию Ивановичу дворянина Бахметьева со своим словом верности ему. Ратников призову открыто следовать за мной. По доброй воле.
— Мы — с тобой, воевода.
Утром ударили в большой набат и в полковые. Басманов выехал к войску на коне. Напрягая до предела голос, возгласил:
— Ратники, други мои, я признал царевича Дмитрия Ивановича законным наследником престола Великой Руси! Вы вместе со мной стойко бились с его войском, заблуждаясь, считая его Самозванцем. В Москве у меня открылись глаза, ибо познал я истину, а не вранье Годунова и иже с ним. Я провозглашаю Дмитрия Ивановича государем нашим.
Как раз напротив воеводы стояли рязанские дети боярские и выборные дворяне. Они дружно, в единый голос возгласили:
— Многие годы здравствовать отцу нашему, государю Дмитрию Ивановичу!
Соседние полки подхватили клич первых, и пошла волна за волной по всем стройным рядам бесчисленной рати.
Не все разобрались, чего ради радость, но горланили вместе с остальными.
Только князья Михаил Кутырев-Ростовский и Андрей Телятьевский да Иван Годунов подали голоса против, их поначалу решили повязать, но потом отпустили в Москву. Кроме Ивана Годунова, которого определили передать царю Дмитрию, как доказательство верности.