Бельский: Опричник
Шрифт:
— Хорошо.
Князь Иван сдержал слово. И вот они — наедине. Вроде бы пошли прогуляться после обильного совместного ужина. Вышли на поляну близ берега поймы, чтобы никто не смог их подслушать, и Воротынский попросил:
— Ну что, говори свое слово.
— Оно длинное. Можно сказать, от сотворения.
— Тогда нам сподручней не выпяливаться на поляне. У Годунова, тебе ли не знать этого, соглядатаи за всеми дворянами и боярами, а за нами, опальными, тем более.
— Подойдем к берегу. Тростники укроют нас, мы же будем видеть, если кто попытается приблизиться.
— Добро.
Бельский не утаил от князя Ивана ничего. И о подмене рассказал, и о поездке своей в
— Встань со мной плечом к плечу. Пособим торжествовать закону.
— Борис — изверг рода человеческого. Я его ненавижу. Но могу ли я забыть о казни отца моего Иваном Грозным?
— Понимаю, забыть невозможно, — сочувственно согласился Богдан, будто он к той казни не приложил руку вместе с дядей Малютой Скуратовым, но не каяться же теперь. — Только помазанник Божий подсуден лишь одному Господу. И потом… Отвечает ли сын за отца? Нет. И еще. Не поддержи мы Дмитрия Ивановича, троном великой державы завладеют безродные Годуновы, и ваш род корня Владимира Великого станет холопствовать под игом безродных. А что Годуновы жестокосердны, нам с тобой известно хорошо.
— Ладно, скажи, каким ты намерен оделить меня местом? А я подумаю.
— Тебе сподручно поехать в Низовские города. С проверкой. Не минуешь и тех, где воеводят Сицкие. Поведаешь им всю правду о Дмитрии Ивановиче, настроишь их на поддержку. А дальше — по твоей воле. В Кромах готовит мятеж, как только царевич вступит в пределы Руси, атаман Корела. Найдешь нужным, повидаешься с ним для согласования действий. Оттуда, тоже по своему желанию, либо в Москву воротишься, либо подашься под руку Дмитрия Ивановича. Но прежде чем ехать, если решишься, обрети сторонников среди бояр и князей. Пусть и они едут встречать законного наследника. Кто не захочет к нему в стан, пусть здесь вносит свою достойную лепту. Обо мне можешь сказать только тем, кому вполне доверяешь. Пусть они со мной объединятся.
— Я подумаю. И скажу в удобное время свое слово.
— Нам больше нельзя вот так уединяться.
— Конечно. Через слуг. Не посвящая их ни во что. Нам каждое слово понятно друг другу, им — нет.
— Принимается. Пошли в стан. Долгонько мы наедине. Годунову непременно донесут о нашем уединении.
И в самом деле, на следующий же день Семен Годунов доложил царю Борису:
— Богдан Бельский и Иван Воротынский встретились на охоте. Будто случайно, ибо выезжали всяк по себе, но там соединились, затем, укрывшись в тростнике, о чем-то долго беседовали.
— О чем-то? Это — не доклад.
— Подслушать их не удалось. Но можно выпытать.
— Они вольны выезжать на охоту. Вольны встречаться с кем угодно и когда угодно. Ты так устрой, чтобы я знал не только каждый их шаг, но и каждое слово.
— А не лучше ли покончить со всеми твоими недоброжелателями? Без лишнего шума?
— Ты хочешь бунт в Москве? Воротынский и Бельский не обыватели незнаемые. Ловчей работай, а не предлагай топором рубить!
А день спустя тайный дьяк предупредил Богдана, своего начальника:
— Не шей, оружничий, белыми нитками. На незаметную ткань — незаметные нитки.
Бельский вполне оценил добрый жест тайного дьяка и через слуг предупредил князя Ивана Воротынского, что за ними установлен особый контроль.
Князь Иван не ответил, и это весьма огорчило. Зато очередная весть из Польши ободрила. Смелостью и решительностью Дмитрия Ивановича. Он мог бы воздержаться от похода, ибо ни Сапега не исполнил обещание, ни паны Хилецкий и Струсь. Да и сам Мнишек вдруг заколебался. Но соотношение сил было на стороне царевича Дмитрия, и он пригрозил выступить с одними казаками и пятигорцами,
Итак, Дмитрий Иванович выступил, имея намерение, переправившись через Десну, начать наступление на первую приграничную крепость — Монастырский острог.
У Днепра — задержка: князь Януш Острожский угнал все суда и паромы с днепровских переправ. Что делать? Ладить плоты, займет очень много времени, потребует и не предусмотренных средств, и царевич решает обратиться к православным киевлянам с просьбой помочь ему. В Киеве давно признали Дмитрия Ивановича наследником и откликнулись на просьбу с большим желанием. В отписке дворянина Митькова так и сказано: «Для перевоза войска нашего через реку Днепр тые же мещане киевские коштом и накладом своим перевоз заготовавши».
Богдан трижды перечитал эту строку, ибо в этой бескорыстной поддержке православных киевлян он увидел знак того, как отнесется к царевичу вся православная Русь.
Через два месяца (очень медленный темп) армия Дмитрия Ивановича сосредоточилась на берегах Десны, готовая вступить в пределы Русской державы. Весть эта добежала до Москвы удивительно быстро, Бельский же, получивший очередную отписку Митькова, тут же отрядил гонца к атаману Кореле.
Он досадовал, что молчит князь Иван Воротынский, искал новых сообщников, но не очень успешно. Несколько раз пытался приблизиться к Петру Федоровичу Басманову, не открывая ему всего, как князю Воротынскому, но тот, похоже, выжидал. Не ладился разговор и с Федором Ивановичем Мстиславским. Уж кто-кто, а этот князь более всех должен был ненавидеть Бориса. Так оно и было. Князь Мстиславский признался в этом Бельскому, но перекинуться на сторону Дмитрия наотрез отказался.
— Я целовал крест Борису. Как нарушу клятву?
— Но он же коварством захватил трон. Дмитрий — законный продолжатель династии Рюриковичей.
— Если даже так, хотя я имею право сомневаться, не Лжедмитрий ли рвется на престол, все равно я не в силах нарушить клятву, подтвержденную целованием креста.
Богдан даже решился на рискованный шаг и рассказал ему о подмене, им проведенной, Мстиславский вполне поверил, но все же еще раз подтвердил:
— После кончины Годунова-царя я — слуга Дмитрия Ивановича.
Вот и весь сказ. Выжидают князья бояре, боясь просчитаться. И когда Богдан уже отчаялся собрать вокруг себя крепкую основу для решительного противодействия Годунову, подал знак князь Иван Воротынский. Всего несколько слов: «Разрядный приказ посылает меня в порубежные города на Северский Донец и низовье Дона».
Воспрял духом Бельский. Поднимется Низовье, едва Дмитрий Иванович переправится через Десну.
А он уже на русской земле. Сандомирский воевода, избранный главнокомандующим, по своему, конечно, желанию, войска царевича Дмитрия, решил начать наступление очень осторожно. С перестраховкой. Он приказал атаману казаков и семиградцев Белешко идти прямоезжей дорогой к первой русской приграничной крепости Монастырскому острогу, сам углубился в лес для, якобы, обходного маневра, на самом же деле переждать в лесной чащобе, чем закончатся переговоры казаков с гарнизоном и жителями Монастырского острога. В случае явной неудачи, как он для себя решил, вернется со своими наемниками и шляхтой обратно в Польшу под предлогом неподготовленности похода.