Белые волки
Шрифт:
лицо.
— Вперед! Ти-хай! Пол-най!
– ------
Сверху в широких отлогих берегах спу-
скается пароход. В рубке первого класса два
чиновника в темнозеленых бархатных околы-
шах, молодой прапорщик, две-три дамы.
В углу, за отдельным столиком, высокий чер-
нобородый, —не то купец, не то подрядчик,
пьет чай. Перед ним большой чайник с ки-
пятком, чайник поменьше для заварки чая,
стакан,
Прапорщик кипятится.
— Нет, вы представьте, какое нахальство!
Среди бела дня, в двух шагах от уездного
города грабят, убивают, ни проходу, ни
проезду!
— Да, обнаглели окончательно больше-
вики.
— Какие большевики, просто банды раз-
бойников! Ну, да мы их в два счета. Раз,
два, готово!
— У вас много людей с собой?
— Пятьдесят штыков. Да я с десятком
моих людей всю эту сволочь разгоню!
Чернобородый постучал крышкой чайника.
— Ну-кось, малец, еще чайничек!..
В Змеевке села на пароход партия плот-
ников. У всех сундучки, топоры, пилы.
— Куда вас столько?
— В Алешкине церкву подрядились
строить.
Ночью солдаты на нарах, ружья к стене
рядком. Плотники напротив, кто на нарах,
кто на полу. Тускло светит огонек посреди
парохода. У нар полутьма. У ружей взад —
вперед ходит часовой. С нар, где плотники,
из кучи тел поднялся человек. Позевнул,
поскреб под мышками, спустил ноги с нар.
Встал, подошел к часовому.
— Земляк, куда до ветру сходить?
— Вот иди прямо, там налево в проходе
увидишь.
На обратной дороге завели разговор.
— Куда гонят?
— Шайку ловить. Шайка появилась.
— Грабители, што ль, што ловить едете?
— Кто знает. Говорят, большевики.
— Покурить, што ль.
Вынул кисет, свернул цыгарку, протянул
часовому.
— Держи, земляк.
Солдат свернул цыгарку, нагнулся заку-
рить. Осветило колючие рыжие усы. Заку-
рил, хотел выпрямиться. Стальные пальцы
сдавили горло, кто-то схватил за ноги. В одно
мгновение заткнули рот тряпкой, связали.
Крепко спавшие плотники вдруг вскочили
с своих мест, бросились к винтовкам. Кто-то
из солдат вскочил.
— Ни с места'.
На солдат направились ружья...
Высокий чернобородый с тремя воору-
женными людьми подошел к одной из кают
первого класса. Постучал в дверь.
— Кто там?
— Господин прапорщик, с людьми не-
счастье.
— Что такое?
Щелкнул ключ в двери. Прапорщик в
одном белье выглянул в дверь. Высокий
чернобородый, Алексей Петрухин, шагнул
в каюту. Направил на прапорщика дуло
револьвера.
— Одевайтесь, господин прапорщик, до-
рога дальняя предстоит.
Прапорщик дробно стукнул челюстями.
Потянулся к кобуре револьвера, лежавшего
на столе. Петрухин остановил его спокойным
движением руки.
— Это вы оставьте, господин прапорщик.
— Кто вы такой? Я позову людей!
— Ваши люди обезоружены. Торопитесь.
Нам время терять нельзя.
Прапорщик трясущимися руками натяги-
вал брюки, сапоги, френч. Было досадно за
свой страх, хотелось быть спокойным, но
зубы помимо воли выбивали частую дробь.
Офицера свели вниз.
Петрухин подошел к лоцманской будке.
По бокам будки выросли две молчаливых
фигуры с ружьями. Петрухин поднял ре-
вольвер.
— К берегу!
Рулевой понял. Ухмыльнулся в широкую
бороду. Спокойно, как капитану:
— Есть!
Пароход медленно повернул. Петрухин
вошел на капитанский мостик.
Нагнулся к трубке.
— Ти-хий! Сто-оп!
Пароход мягко ткнулся о песчаное дно.
Бросили сходни. Сносили на берег свои
сундучки, топоры, пилы. На солдат попреж-
нему были направлены ружья. Солдаты тихо
шептались.
— Братцы, вы большевики, што ли?
— Большевики.
— Возьмите нас с собой, мы с вами...
Петрухин подошел к солдатам.
— Кто хочет с нами?
Поднялось десятка полтора солдат.
— Выходи, бери сундучки.
Убрали сходни. Пароход медленно захло-
пал плицами...
Петрухин молча кивнул на офицера го-
ловой. Два человека, стоявшие по бокам
офицера, вскинули винтовки на плечи.
— Иди!
Отошли к сторонке. Короткий залп.
Через минуту молча присоединились к
остальным.
Рота разместилась по избам. В большом
шатровом пятистеннике Михея Бакаева десять
солдат. Михей человек простой. Сразу чет-
вертную бутыль самогону на стол.
— Пей, защитникам нашим всегда рады.
Солдаты попробовали.
— Эх, скусная, ядрена мать!
— Скусная? Баба, волоки еще!
Пили солдаты, Михей вместе с ними. За-
пели песни, Михей пуще всех заливается. Стали
целоваться, Михей со всеми в обнимку.
— Ты што думаешь, ядрена мать, да мы