Белый Бурхан

Андреев Геннадий

сожги меня вместе с этой юртой... Она никому не нужна... А вот бурханы надо поставить на место, в дуган. Они мне не принадлежат.

– Это сделает Чампа.

– Это сделаешь ты, доромба. Чампа не смеет входить в дуган! Он проклят ламой Жавьяном двести лун назад. Потому и ходил накорпой в Лхасу, чтобы сменить имя... Ганджур можешь взять себе: после моей смерти его все равно выкрадут...

Бабый отрицательно кивнул головой:

– Мне негде хранить эти книги.

– Ты много успел прочесть?

– Закончил первый том.

–

Значит, осталось всего сто семь?
– Старик вяло улыбнулся.
– По неделе на каждый - почти вся молодость

– У меня нет времени на это, сада Мунко!
– Бабый отвел глаза.
– Читать Ганджур - гору ковырять ножом... Ни сил, ни времени не хватит!

Сада Мунко вздохнул:

– Мудрость всегда обходится дорого, доромба. И богам, и тенгриям, и ассуриям9, и людям... Особенно - людям, небожители получают ее прямо от богов...

Бабый не стал спорить - старик уже отходил, мысли его путались. Но через мгновенье он понял, что ошибался - старый мудрец говорил внятно, связно и убедительно. Но мысли его были непривычны и как-то не вязались с представлениями доромбы.

– Мысль всегда имеет силу закона. Это - мудрость таши-ламы и лхрамб, мысль-действие принадлежит к мудрости высоких лам. А вот мысль как правило жизни - это уже, доромба, наша с тобой мудрость на всю жизнь!

– Невелика ценность мысли, - буркнул Бабый, - если она бессильна! Какой от нее прок людям?

– Ты не прав, доромба. С помощью нашей мудрости мы помогаем людям жить и преодолевать трудности. Это не так мало!

– Для меня - мало. Ничтожно мало!

– Ты - молод, доромба, и потому торопишься... Сними с меня ладанку, распори ее ножом, там лежит монета со знаком огня... Мне ее дал Гонгор... Хубилган Гонгор...

Старик задыхался и уже не мог говорить. Бабый сорвал ладанку, разодрал ее зубами - искать нож было уже некогда. Монета сама упала ему на ладонь: серая, невзрачная, со знаками молний, вставленных друг в друга крестом и загибающихся в левую сторону двумя изломами. Бабый сразу вспотел: знак Идама! Как попала к старику эта страшная монета? Ах, да... Ему ее дал хубилган Гонгор! Зачем?

– Иди в дацан Эрдэнэ-дзу, - прошептал умирающий, - там отдашь монету Гонгору и скажешь... И скажешь, что сада Мунко не успел ничего сделать... Еще скажешь, что таши-лама...

Старик захрипел, выгнулся дугой и медленно обмяк.

Бабый вытер потный лоб, шагнул к выходу:

– Эй, кто там? Он умер.

Глава четвертая

ЧЕРНЫЙ КОЛДУН

Донельзя оборванный человек, измученный жаждой и голодом, вел в поводу такого же изможденного коня. Куулар нахмурился: через Хемчик идут только чужаки и те, у кого есть причины не мозолить глаза людям. Как ему самому, к примеру... Но у него сейчас дорога прямая и хоженая - на Убсу-Нур, через Гоби, в Тибет. А этот куда и зачем идет?

"Надо помочь ему выбраться к людям, - подумал Куулар, - а то пропадет в этих глухих местах, сгинет, как трухлявый гриб под копытом..."

– Эй, путник!
– негромко окликнул его Куулар по-тувински.
– Куда идешь, зачем?
– И, чтобы ободрить, а не испугать отчаявшегося человека, деланно, но дружелюбно рассмеялся.

Человек вздрогнул от звука его голоса и спрятался за коня. Потом выглянул из-за седла, что-то ответил гортанно, напомнив Куулару северо-западные земли, в которых недавно побывал, где люди больше надеялись на звериный рык в голосе, чем на его мягкое и бархатистое звучание.

Куулар умел оценивать людей с первого взгляда, но тут и он встал в тупик: что с этим парнем, почему он так напуган, как попал сюда, в Бай-Тайгу, от кого бежит? Куулар не любил слабых духом и телом, относился к ним с презрением и недоверием. Слабый человек глуп и нерешителен - это основные черты его характера. Но он же способен на дерзость и даже завидное мужество - слабые люди всегда любят только самих себя. Но и на измену и предательство он тоже способен - ничем не оправданную измену, случайную, ведущую к печальным последствиям...

Этот незнакомец с первого же взгляда поражал своей животной трусостью: за несколько дней, что он провел в тайге и горах, так переродиться из человека в зверя способны только поэтические, мечтательные или запуганные насмерть натуры.

– Не прячься, у меня нет оружия!
– сказал Куулар и показал голые руки.
– Ты идешь к людям, почему же боишься их?
– Он рассмеялся, на этот раз искренне.
– Выходи, я тебя не съем!

Парень испуганно дернулся, робко вышел из-за коня, подрагивая коленками, сделал несколько шагов навстречу Куулару, остановился. С минуту так они и стояли, рассматривая и оценивая друг друга, решая, как поступить. Подозрения Куулара укрепились еще больше - незнакомец был растерян, сбит с толку, сокрушен дорогой и вряд ли понимал, куда это он забрел.

– Я хочу есть, - пролепетал бродяга на исковерканном тувинском языке. Я пять дней ничего не ел... Сегодня вечером я решил убить своего коня, чтобы съесть его...

– Не ломай язык!
– посоветовал Куулар по-теленгитски.
– Ты телес или теленгит?

– Теленгит.

– Тогда слушай меня. Конь тебе еще пригодится. Да и маханина из заезженной клячи - навоз. Я накормлю и напою тебя. Назови мне свое имя и сеок. Меня называй дугпой Мунхийном. Этого хватит для общения в пути. Дуг-па - это учитель, наставник, махатма.

Чочуш смутился и медленно опустился на колени, склонив голову. О Махатмах Азарами и Кутхумпами ему рассказывал еще Коткен. Ни одно имя, кроме Эрлика-Номосуцесова, не звучало в его устах столь почтительно, как имя махатмы - святого учителя небесной истины...

Смутился и Куулар. Он не ожидал, что понятие "махатма" что-то может сказать этому дикому парню из южных гор Алтая. Но пусть лучше будет так: он - дугпа Мунхийн, а не жрец Бонпо Куулар Сарыг-оол, которого знали и знают леса и горы Урянхая! Его черная шапка может напугать не только простого человека, но и настоящего махатму!