Белый Бурхан
Шрифт:
Дельмек поднялся с кушетки, сказал хмуро:
– Не надо на меня кричать, доктор. Я не хан Ойрот.
– Ты один из людей хана Ойрота!.. Думаешь, я совсем отупел и не понимаю, чем ты занимаешься и на какую охоту ходишь?.. Вот и передай этому своему хану, будь добр, что я думаю о его новых законах!.. Они - глупы к тупы, как зад его коня!.. С такими законами ему надо было заявляться на Алтай лет триста назад! А может, и четыреста!.. Их никто не примет, даже тебе, человеку хана Ойрота, они не по душе! И ты исправляешь их!.. Хан говорят о русских вообще, не разделяя их по
– Я думаю...
– Поздно, батенька мой! Поздно! Хан Ойрот огласил- за-ко-ны! Над законами не думают, их исполняют!.. Что же ты не приказываешь мне и Гале убираться из Горбунков ко всем чертям?
Дельмек побледнел, отчаянно мотнул головой:
– Я не буду исполнять такие законы!
– Тогда хан Ойрот посадит тебя на кол, подвесит за ребро, отрубит башку... Какие там еще у него есть казни средневекового набора?.. Да и, скажи на милость, имея такие законы, зачем вам врачи, учителя, агрономы, инженеры, ветеринары? Зачем вам высоты мировой культуры - музыка, книги, живопись?.. Выгоняйте русских, выбрасывайте фабричные вещи, закапывайте в землю оружие и начинайте ловить кошек - своих главных врагов!..
Дельмек сдержанно рассмеялся.
Чочуш приехал в тот день, когда тетка Курагана Алтынай хоронила мужа, дождавшегося-таки первого голоса кукушки. Глаза женщины были сухи, только глубже стали складки у губ да сильнее обычного ввалились глаза.
– Как он умер, Алтынай?-спросил Чочуш тихо.
– Он умер счастливым. Он и сейчас улыбается. Чочуш взглянул на покойного и тут же отвел глаза. Что там ни говори, а улыбающийся мертвец довольно неприятное зрелище...
К удивлению гостя, провожать Челюжека на долгий отдых пришли чуть ли не все жители деревни. Даже древние старики покинули свои шкуры у очага и отложили в сторону инструменты для мелких поделок. По всему чувствовалось, что покойного не только уважали, но и по-настоящему любили. И на поминках о муже Алтынай говорили только хорошее...
К вечеру гости разошлись, оставив вдове подарки: кто доброе слово, кто монету, кто тряпичный лоскут, кто мешочек с мукой или курутом. Никто ничем не попрекнул вдову, только у одной скрюченной болезнями старухи вырвалось:
– Кама не позвала!..
Чочуш снял со стены топшур Алтынай и с удивлением обнаружил, что она срезала с него струны.
– Песни должны литься ив сердца, - сказала женщина, поймав его вопросительный взгляд.
– А мое сердце навеки умерло для песен!
Чочуш кивнул и повесил топшур на место. Алтынай права: песни поет сердце. И этому главному она научила своего племянника Курагана. И потому он стал хорошим кайчи, а скоро станет лучшим кайчи обновленного Алтая, превращенного Белым Бурханом в Шамбалу!
– Я буду помогать тебе, Алтынай. Твои дети должны вырасти счастливыми...
– Чочуш осторожно погладил женщину по плечу.
– И, если ты захочешь, я останусь для них вместо Челюжека...
Алтынай коротко взглянула на него и опустила голову.
Не летят больше птицами кони.
Не торопят их больше плети всадников.
Не спешат навстречу гостям занятые своими хлопотами и заботами люди, не хотят терять попусту золотое время.
Затих в горах недавний восторг.
Потускнела и начала лупиться недавняя позолота на Заповедях Неба, объявленных ханом Ойротом в долине Теренг со скалы Орктой.
Мучают, терзают людей сомнения...
Родились в умах и никак не сходят с языка проклятые вопросы, вертятся, как змея под вилами...
Может, сам Ак-Бурхан ответит на них, если захочет?
А если не захочет?
Не дымят трубки, воткнутые в запечатанные рты. Тускло смотрят глаза на остывший пепел очагов.
Испуганно вздрагивают люди, когда кто-то слишком громко произносит имя Ойрот-Каана...
Не того ждал Алтай от слухов и легенд!
Глава пятая
САМООБОРОНЦЫ
Игнат Лапердин вернулся из Бийска разбитым физически, опустошенным духовно, разочарованным морально и крепко напуганным тем, что начало нарастать на их семью, как гриб-чага на здоровое тело дерева. Во всех своих планах он потерпел крушение!.. Деньги уплыли, как весенние льдины по половодной воде; торговые дела почти не сдвинулись с места, куда их загнал своими хвастливыми посулами проклятущий Винтяй; репутация самого старика Лапердина, как честного и лояльного по отношению к властям человека, разлетелась в пух и прах!
А обратная дорога превратилась вообще в какой-то сплошной кошмар, сотканный из слухов, страхов, небылиц и совершенно невероятных кривотолков. Одно было ясно Игнату до жути: старое золотое время кончилось!
Еще там, в Бийске, отирая пороги всякого рода канцелярий, куда никак не закатывались круглые купеческие рубли, догнал Игната новый вал слухов о явлении хана Ойротова и об ожидаемом скором приходе поганого бога Бурханова... И хотя шептунам купец по старой привычке не очень-то доверял, эти разговоры в полный голос окончательно выбили старика из колеи...
– Чем черт не шутит, когда бог спит!
– вспомнил он старую срамную поговорку и по-своему перетолковал теперь ее горький смысл.
– Ко всему надо быть готовым, на дожидаясь крепкой заступы от властей и начальников!
В тот же день, будучи в гостях у знакомого купца, продающего охотникам ружья и огневой припас к ним, затеял невиданный торг на всю партию разом. Купец изумился и скинул гривенник с каждого ружья. Столковались быстро, и Игнат забил до отказа свой, сменивший полоз на колеса, экипаж, вооружившись не только до зубов, но и до ногтей. А изумленному купцу пояснил:
– Пастухов хочу вооружить. Воруют скот, окаянные! Прошлой осенью варнак Техтиек целый табун племенных коней угнал...
Дорога показала, что сделку он выгадал с любой стороны: дела в горах заворачивались столь круто, что скоро за каждый ружейный ствол будут давать тройную цену, а то и пятикратную! Шутка сказать: войной хан Ойротов решил идти на всех русских!..
Не успел закатиться в собственные настежь распахнутые ворота, как ошарашил выскочивший на крыльцо Феофил:
– Вота и хорошо, что возвернулся быстрым спехом! У нас тута не сегодня, так завтрева - резня пойдет!