Белый Бурхан
Шрифт:
Повинуясь взгляду мужа, поднялась Ульяна, размотала длинную холстину, выпростав из нее крохотную медную иконку. Поцеловала ее, протянула Игнату. Тот высоко поднял иконку в руке, где она почти утонула, сказал с дрожью в голосе:
– С этим ликом Спаса пришел в горы алтайские прадед, давший корень всему нашему роду-племени! Спас провел его через все беды. Проведет и вас... Прими, Феофил, святыню нашу, на груди запрячь, у сердца!-Повелительным жестом Игнат уронил на колени сыновей, встал сам.
– Господь наш милосердный, к тебе молитва наша: оборони от супостата,
Самодельную молитву отца подхватили сыновья, выговаривая старательно каждое слово:
– И пусть низвергнется вор тот в геенну огненную!
– И пусть падет позор и стыд на все дело его, а бренное тело его засыплется прахом смердящим и пожрется червем поганым!
– И до седьмого колена пусть будет проклят род его!
– И позабудется пусть на веки вечные его имя!
Глава шестая
ИСПОЛНИТЕЛИ ВОЛИ НЕБА
Ыныбас отер пот и сел поудобнее на мокрой и скользкой коже седла, не решаясь поторопить коня плетью... Скоро Чемал, где есть друзья и знакомые. Аилы, юрты, избушонки. Два-три каменных дома, два-три пятистенника, крестовый дом, опять аилы... Может, подойти?
– Антраш дома, Диламаш?
– В Терен-Кообы вчера уехал, Белого Бурхана слушать!
Вынесла пиалу с жирным чаем. Ыныбас с удовольствием выпил, снова отер пот с лица:
– Жарко, Диламаш.
– Жарко, Ыныбас, - согласилась женщина.
– Скоту шибко плохо.
Вот так всегда у алтайцев: скоту плохо, молодняк болеет, травы мало на пастбищах, голодная тонина шерсти скоро пойдет у овец! Голову поднять некогда, о себе подумать, детям хоть малую радость дать! Друг другу улыбнуться!
Вернул пиалу, кивнул в знак благодарности, свернул в переулок. Ткнулся глазами в палисадник, спешился, взялся за острые пики свежеоструганных, но еще не окрашенных штакетин.
– Здорово, Сильвестр! Все в саду своем копошишься? Молодой поп взметнул гривастую голову, подставил ладонь к глазам, всматриваясь в гостя, узнал. Широко шагнул, протянув по-алтайски обе руки сразу:
– Хо-хо! Назар! Каким ветром, бродяга?
– На этот раз - восточным.
– Куда нацелился-то?
– Пока в Камлак.
– Ночевать в Чемале не останешься?
– Нет, пожалуй. Спешу Белого Бурхана послушать! У отца Сильвестра сразу же сбежала улыбка с лица, сменившись гримасой озабоченности и даже некоторой растерянности:
– Да, этот Бурхан шума наделал! Из самой столицы в епархию петиции идут одна за другой. И все - депешные, на Маркони...
– Из Петербурга?-удивился Ыныбас.-Уж не из Синода ли?
– Из него. Сам Победоносцев в панике! Важная новость! Бурханам-то, надо думать, копии таких депеш не поступают?.. Эх, конь устал! Утром был бы в Мыюте, завтра - в Туэкте, послезавтра - в долине Теренг!.. Может, у Сильвестра коня попросить? Не даст. У русских нет табунов, у них всегда один конь, иногда
два...
– Пойду, Сильвестр. Коня надо где-то раздобыть, своего умаял вконец!.. Сорок верст по горам в такую жару, сам понимаешь...
– Останешься у меня до вечера, на моем серим уедешь!-Сильвестр вздохнул.
– Поговорить надо... Голова лопается от мыслей, а язык к затылку присох! Ни во что верить не хочется... Карикатуру днями видел: нигилисты бомбу под мир подкладывают. И - милая такая надпись с гробовым юмором... С нашими-то иереями не разговоришься - у них на уме карты, на языке глупости, а в сердце - лед равнодушия... Не пастыри, а мастодонты какие-то, ей-богу! Тошно, и выть по-волчьи хочется
от тоски...
– Вот и ты разочаровался в избранной стезе...
– Нет, Назар. Я не разочаровался... Я - разуверился в полезности своей... Постриг хотел принять, как ты в свое время, да одумался: Зинаиду свою пожалел, любовь нашу
нечаянную...
– Хорошо, Сильвестр. Переночую у тебя... Может, и пришло время тебе перед кем-то исповедаться... Так бывает.
– Вот, спасибо!
– обрадовался иерей.-Зина! Гость у нас дорогой, друг сердечный!.. Зинуля! Назар объявился!
Большая группа верховых двигалась со стороны Ело. Уже по посадке Яшканчи определил, что это не воины, охраняющие Ян-Озекский перевал. Он остановился, поджидая гостей.
От группы всадников отделился молодой парень на рыжей кобыле, остановился, сверкнул крупными белыми зубами:
– Якши ба! Вы местный, абагай?
– Да, мой скот пасется в этой долине.
– Тут Ойрот-Каан говорит с людьми?
– Говорил. Сейчас его ждут другие горы.
– Ба-ата-а...
– протянул разочарованно парень, спешился, подошел к седлу Яшканчи, протянул мозолистую руку: - Кара Тайн... Значит, мы опоздали?
– Нет. Ждем в гости самого Ак-Бурхана.
– Эйт! Тогда я остаюсь!
Парень снова сел в седло и свистнул. К нему подлетели на конях несколько крепких парней. Горячо загалдели, обсуждая новость. Сошлись на том, что бога надо подождать, а проклятый бай со своим скотом пусть подыхает от злости...
Вспомнив вчерашний приказ бурхана об охране долины, Яшканчи подумал весело: "Вот кто мне нужен!"
– Кара Тайн!
– позвал он.
– Ты сам и твои друзья можете ускорить приход Ак-Бурхана сюда, в Терен-Кообы!
– Как?
– заволновался тот, оттесняя крупом своего коня друзей и снова подъезжая к Яшканчи.
– Говори, аба-гай, что надо делать!
– Узнаете, когда приедем на место. Там есть человек, который хозяин этой долины, к которому приходил хан Ойрот.
– Сам Чет Чалпан? О нем весь Алтай знает!
– загалдели парни.-Веди нас к пророку и его дочери!
Яшканчи поцокал языком и отрицательно мотнул головой:
– Он не будет с вами говорить! Ему надоели гости, идущие в долину со всего Алтая!.. Он просил, чтобы я помог ему. Надо сделать так, Кара Тайн, чтобы ни один лишний человек даже не подошел к его аилу... Народ разный бывает, сами знаете! Алтаю нужен живой Чет, а не мертвый!