Белый Бурхан
Шрифт:
– Стой, щепотники! Счас мы с вас дурь выбивать зачнем!
– Очумели, никак? Своих бить?
– Ниче, - ухмыльнулся Феофил, - тут свидетелев и полицейских нету! Спустим с обрывчика - и все: орда порешила православцев!
Винтяй отступил:
– Ты, того... Шути шутки-от!
– Какие уж тута шутки?-рассмеялся и Серапион.- Не братья мы теперич с тобой - волки! Ограбил нас, не сморгнул глазом, а мы что, совсем уже дураки?
Феофил взвел курки:
– Ступай своей дорогой! Не вводи во грех!
– Пошли, Василий. Чего имя сопли утирать? Цыцошные покед...
И он повернул свой отрядик на другую тропу.
Долина открылась неожиданно и показалась неестественно большой и глубокой чашей. И вся она кишела, как огромный муравейник.
– Батюшки-светы!
– охнул ктитор.
– Сколько их тут1
– Да, не разгуляешься-от... Назад придется на тропу выходить, в секрет садиться... А потом и на Кырлык идти.
– А на тропе той что?
– Ежли в секрете будем, то на той тропе мы, Василий, хозяева!
– На воровское дело, купец, - нахмурился ктитор, - я не ходок.
– А я тебя на него и не засылаю-от...
Винтяю стало не по себе. Все, что только думалось, теперь произнеслось вслух. И этот поповский прислужник сразу же задрыгал ножками, делая вид, что в горы оружьем он поехал про кедровый орех разузнать в сосновых да лиственничных лесах!.. Ничего, подвернулось бы дело стоящее, а там поглядим...
Солнце стояло еще высоко, и времени было достаточно, чтобы выбрать подходящее место и найти пути для отступления...
Ко всему надо быть наготове!
Винтяй плутал по тропкам долго, опускаясь все ниже. Ктитор опять не выдержал:
– На постой, никак, готовишь нас, купец?
– Вы - не кони и не овцы, чего вас готовить, мордами к копне ставить? попробовал отшутиться Винтяй.
– А в тиши да в холодке чего не посидеть?
Но Василий стоял на своем:
– В долину надо ехать! Там и поглядим, что да как...
– Я не глядеть на орду приехал, - не выдержал Винтяй,-а бить ее смертным боем, не считая!
– Так оне жа не лезут пока к нам!
– Когда полезут-от всем скопом - поздно будет... Еще вчера Винтяй был понятен Василию и казался простым уцепистым мужиком, уважающим церковь и причт, просящим у господа только управы на отца-двуперстца, щедро жертвующим на алтарь, за что и выбрал его иерей защитником и воителем за дело христово, а у него, у варнака, совсем что-то не то в голове завелось!
– Тут и станем засадой, - услышал он голос Винтяя и послушно развернул коня, чтобы не отстать от купца л его работников - угрюмых, ко всему на белом свете равнодушных мужиков.
Березняк, густые заросли кустов, мелкие тропки, разбегающиеся во все стороны от главной тропы... Хорошее место, глаз у Винтяя есть!
– Шалаш рубить будем?
– глухо поинтересовался ктитор и потянулся за топором, заткнутым за пояс.
– Зачем он нам!
– Винтяй снял двухстволку с плеча, переломил ее, вогнал в зарядник два патрона с красными жакановыми головками, крутнул головой.
– С таким припасом только на ведмедя и ходить!.. А в твоем бердане, Василий, бекасиная дробь, поди?
– Пули. Свои. В бане вечор лил.
– Эт ладно! Устоим.
Винтяй отозвал работников в сторону и долго что-то втолковывал им, пока не дождался кивков согласия. Потом махнул Луке направо, а Нефеду налево. Вернулся, сел у комля березы, прикрыв глаза... Привал, значит. Ну что же. Можно и подкрепиться, грех не велик, что не на скатерти холщовой, а на собственных штанах!..
Василий отломил горбушку, круто посолил ее, понес ко рту. Скосил глаза на купца Лапердина. Тот сидел за ближним кустом, и на губах его играла легкая усмешка.
А Феофил с братьями шли в это время к Кырлыку, откуда надеялись пробраться к перевалу, где и пожива была бы погуще и откуда уйти попроще, чем через солонцы и листвянники в сухую степь и безлесные горы.
К Кырлыку подходили осторожно, но он оказался обычным алтайским стойбищем, к тому же почти пустым: чумазые ребятишки, подслеповатые старухи, обезноженные старики... Федор попытался было поговорить с ними, но его познаний в языке хватило только на то, чтобы узнать - мужчины, парни, девушки и женщины ушли в долину Теренг слушать Белого Бурхана, за которым уехал три дня назад хан Ойрот.
Узнав об этом, Феофил скривился, как от зубной боли:
– Не врут, выходит, про своего нового бога?
– Выходит, не врут, - как эхо отозвался Серапион, - можа и нам, тово, послушать того Бурхана хучь вполовину уха?
– А ты выучился их говору, пока до Кырлыка шел?
– съехидничал Феофил.
Все ниже клонилось солнце, и потому бесконечнее казался путь. Карабкаясь по камням все выше в небо, люди и кони вымотались, всем хотелось пить. И хотя вода была рядом, внизу, у них под ногами, добираться до нее надо было по козьей тропе. А Феофил торопился к перевалу, чтобы сесть в засаду до того, как в горы придет ночь.
– Распустили пузы у домашнего самовара!
– ворчал он, облизывая высохшие губы.
– Теперич и терпежу не достает?
Терпежу и ему не доставало, но не будешь же останавливаться на голых и раскаленных солнцем камнях?
Серапион давно отбился от Феофила и шел теперь рядом с Яшкой, напряженно думая, как укоротить брата, который с каждым днем становился зверее и занозистее Винтяя, проклятого отцом.
На горном плато Феофил позволил, наконец, всем передохнуть. И только здесь они решились посмотреть туда, вниз. Вид долины их изумил: люди, кони, костры... И когда только они успели сюда понаехать?