Белый Бурхан
Шрифт:
О событиях на Алтае Панчен Ринпоче узнал случайно от лхрамбы Самдана, ставшего ширетуем школы тибетской медицины в столице России, который прибыл с очередным караваном за травами в Монголию и Китай. Изумление было велико, но и удовлетворение оказалось немалым.
Почти все в рассказе лхрамбы Самдана для Панчена Ринпоче было загадочным и неприятным. И странная смерть самого Куулара Сарыг-оола в соляной пустыне, и таинственные исчезновения высоких лам - Жамца и Бабыя в горах, и преображение Пунцага и Чочуша в национальных героев, и даже чудесное освобождение
– Русские защитили Шамбалу на суде?
– изумился таши-лама.
– Нет, бодисатва!
– Самдан усмехнулся загадочно и иронично.
– Адвокату и эксперту удалось доказать, что никакого влияния Тибета на движение бурханистов не было, что оно возникло случайно и было закономерным развитием религиозных и этнографических особенностей одной из местных народностей!..
– Случайная закономерность? Неужели русские...
– Русские увязывали бурханизм с буддизмом, но не с тибетским, а с японским, поскольку тогда шла война. Да и в молениях ярлыкчи им послышались отголоски каких-то гимнов синтоизма.
Еще Самдан сказал, что он мог бы вмешаться в тот судебный процесс над Четом Чалпаном,1 но не захотел. Во-первых, другие заботы появились, а во-вторых, интерес высокопоставленных русских к алтайским событиям вскоре угас, особенно после убийства террористами министра Плеве, который мог бы дать иной ход этому процессу в Бийске. А вскоре и генерал Лопухин поплатился головой за свой либерализм...*
* А. А. Лопухин, действительно, вскоре после гибели Плеве угодил на каторгу, выдав эсерам их провокатора
Но Панчен Ринпоче был вполне удовлетворен. Какими бы ничтожными ни были результаты первой попытки практического осуществления идеи Шамбалы в масштабах целой страны, они все-таки были и даже сумели удержаться в сознании целого народа, вытеснив христианство, насаждаемое русскими десятками лет!
Лично для него эта встреча с лхрамбой была важна г потому, что придала Панчену Ринпоче уверенности в его затянувшемся споре с Тубданем Джямцо, далай-ламой Тибета, чей трон шатался уже второй десяток лет...
И не одни англичане были тому виной, тем более - китайцы или русские! Мрачные пророчества ползли со всех сторон. Первое из них появилось еще в год первого побега далай-ламы в Монголию и Китай. Оно предрекало гибель Тибету от его живых богов, вступивших в сговор с царем обезьян Хануманом и толкнувшим их на ложный путь.
Далай-лама Тринадцатый, как и далай-лама Пятый, трудно шел к своему трону, долго шел! Вначале никак не находился младенец с родинками на щеке в форме созвездия Большой Медведицы, а когда такой находился, то почему-то умирал, не достигнув совершеннолетия... Тубдань Джямцо вытянул счастливый жребий, но и по нему уже готовы ударить злые языки: недавно на границе Тибета был остановлен человек, идущий в Индию, с приметами далай-ламы*! Гадай теперь, кто из них настоящий, а кто носит его личину...
* Упоминаемый здесь случай произошел с Н. К. Рерихом.
Эти пророчества не обошли и его, таши-ламу. Последнее из них прямо говорит, что недалеко то время, когда действие и мысль разъединятся, новые беды и несчастья рухнут на священную землю и потрясенный таши-лама навсегда покинет Тибет...
Но страшны не сами пророчества и злые слухи, страшнее их сама действительность! На глазах у живых богов Тибета рушился сам ламаистский мир... Баньди, гэцулы и гэлуны сбрасывают с себя коричневые, желтые и красные халаты, надевают дэли простолюдинов и втыкают плуги в святую землю! А ламы Бурятии все охотнее меняют свои красные шапки сакъянской секты и петушиные гребни желтой гелукпы на суконные шлемы русских красноармейцев с распластанными во весь лоб пятиугольными звездами...
Таши-лама шеи к далай-ламе в последний раз... Не было зова необходимости, не было боли сострадания, не было уверенности и надежды, что им удастся договориться...
Распахнулись последние двери. Плотно закрылись, как только таши-лама вошел в зал. Теперь никто не имеет права входить сюда, пока два вдадыки страны вместе!
– Я ждал тебя, Панчен, - буркнул Тубдань Джямцо, поднимаясь с трона и делая шаг ему навстречу, протягивая обе руки одновременно, - но ты почему-то не торопился оставить Таши-Лумпо.
– Я был занят, Тубдань, - сухо обронил Панчен Ринпоче, осторожно пожимая ледяные руки далай-ламы.
– К тому же, ты не звал меня. Во всяком случае, я не слышал твоего зова... Ты был нездоров?
– Да, кто-то съел рыбу в запретный день*.
* В Тибете существовало поверье, что личная жизнь мирян и верующих может серьезно влиять на самочувствие и здоровье владыки Поталы. Стоило только кому-нибудь пренебречь каким-либо обетом или же нарушить его, как это немедленно отражалось на далай-ламе: он мог заболеть, лишиться сна и даже умереть.
Таши-лама вяло улыбнулся: круги под глазами и ледяные руки могут быть не только признаками болезни, они могут быть и признаками различного рода греховных излишеств, слухи о которых в последнее время слишком упорны.
– Я пришел к тебе с миром, Тубдань,-таши-лама открыто и честно взглянул в глаза далай-ламы, но они снова ускользнули от него юрко и поспешно только левая изломанная бровь поднялась чуть выше, чем обычно.
– Тибету плохо, вера хиреет, народ нищ, а мы с тобой занимаемся своими делами, не соединяя рук и мыслей...
– Ты много путешествуешь, у тебя есть развлечения... Я бы поменялся с тобой местами, Панчен. Ушел бы в Таши-Лумпо накорпой, а тебя оставил в Потале...
– С англичанами?
– Ты знаешь, эти англичане деловиты, но забавны, как дети! Ты с ними поладишь.
– Тебе не надо было пускать их в Лхасу, Тубдань! Поднять весь народ, закрыть все храмы, сделав их неприступными... А ты сам удалился в Ургу, бросив Поталу.
Далай-лама насторожился: его собеседник начал подъем на запретную гору, подкатив ему под ноги первый тяжелый камень. Он вздохнул и сразу же наполнил свой сосуд, теперь уже до краев: