Белый Бурхан
Шрифт:
Чихнул Родион, в себя пришел - и сон отлетел, с явью смешанный. И тотчас полез в уши призывный голос Макара:
– Каша стынет, Родион! Отоспимся теперь - вся ночь наша!
Поднялся Родион, зевнул так, что едва скулы не своротил: далась Макару эта каша, так и не досмотрел свою Беловодию-страну, как старик-попутчик, что с ним до реки Абакан шел, ее расписывал. Туману было много в его словах напущено - и про Бухтарму с тайными городищами, и про чудские копи в неприступных местах... Может, и балагурил дед Матвей от скуки!
Кашу ели
В своем шалаше Кузеван возился. У него ужин пороскошнее был: сало свиное на ситном, колбаса с чесноком, каральки с маком... Богатей, что ему!
– Значит, сызнова в путь-дорогу?
– спросил Макар, покончив с кашей в очередь с Родионом.
– В такой-то обутке? Хочешь, я тебе сапоги новые подарю?
Родион только усмехнулся: про такое разве спрашивают? Хочешь - дари, не хочешь - не дразни попусту!
Поднялся Макар, чтобы в последний раз по покосу пройтись, копешки пересчитать, на возы их перемножить, мысленно на скот поделить. Набрел на Кузевана, одиноко помахивающего литовкой. Не литовка уже стала, а перышко! Ей не то, что траву косить, картошку уже чистить нельзя - сточилась вся. Новую не купит! Жаден.
– Может, свою литовку дашь завершить косьбу?
– Да куда тебе хватать-то? И так больше моего наворочал!
– У меня и скотинки поболее...
Да, жаден Кузеван... До безбожия жаден!
– Уйдет этот бродяг?
– спросил тот, не бросая работы.
– Его воля.
– А ты не пускай!
– К ноге привязать, что ли?
– рассердился Макар.
– Как он сам порешит, так и будет. Чего ему тута? С голодухи ноги в зиму вытягивать? Видал я его капиталы - по нонешным ценам и на порты добрые не хватит...
– Лих, бродяг!
– покрутил головой Кузеван и взмахнул свою источенную литовку на плечо.
– Не всяк так-то может: встал - да пошел...
– Тебе-то что за печаль?
– удивился Макар.
– Если б не хозяйство...
– вздохнул Кузеван и тут же зарделся как маков цвет.
У Макара враз встали уши топориком:
– С ним бы пошел?! Да ты в уме ли, Кузеван? Только-только крепкой ногой на земле стал, а уж в святые места тянет?
– Тянет, Макар...
– признался Кузеван.
– Своими глазами на тот рай хоть разок взглянуть!
Махнул Макар рукой: коли уж сам Кузеван на греховную ту сказку клюнул, то уж в самой-то деревне Родион себе сопутчнков и подавно сыщет! Голи-то что вшей в исподней рубахе!
Да, не зажиться в своей заброшенной избенке Родиону. Не жилье это уже, а развалины, годные только на дрова, да и то - баню топить, а не горницу: гниль одна. Потоптавшись немного на когда-то обжитом месте, Родион отправился к Макару и Акулине за советом и обещанными сапогами.
Макар жил крепко: дом, рубленный крестом, - чистый и просторный, полы застланы домотканиной, потолки и стены расписаны затейливыми узорами из букетов цветов и птиц на ветках. Такие же узоры на полатях, скамьях, сундуках, прялках... Акулины работа! Она у Макара на все руки мастерица - и кочергой, и литовкой, и иглой. Еще в девках этим славилась! Повезло Макару, что и говорить... Жена, что божья пчела в доме - муж столыко возами не навозит, сколько хорошая жена лукошком своим берестяным натаскает!
Встретили его соседи душевно - самовар выставили, свежий калач раскрошила на ломти жена Макара, медку целую чашку под нос гостю подкатила. Пожалел Родион, что не оженился в свое время, а теперь уж ему это баловство без надобности. Зиму б отжить, а по весне Родион сызнова на ту окаянную дорогу ушел бы, каб не манила лазоревым цветом земля обетованная...
– Ну, чего порешил?
– спросил Макар, протягивая обещанные сапоги на крепкой подошве.
– Идешь аль тут зимуешь?
– Не пошел бы, да нужда гонит!
– вздохнул Родион, примеряя обновку. Домок мой никудышный стал, ветродуйный. Да и к крепкой зиме время летит, к погибели. Пока до тех болотин окаянных дойдешь - зима ляжет за спиной, а там - тепло, завсегда лето!
– Эт - как?
– удивился Макар.
– Без снегу, что ли?
– Само собой, ежли - лето!
Встал Родион, притопнул сапогами, ухмыльнулся: хорошо сидят на ноге, крепко - не жмут и слабины нету.
– Ну, бог тебе помогай, Макар!
– отмахнулся Родион крестом в передний угол, на Акулину покосился.
– И тебе, хозяйка, тож.
– К Кузевану пойдешь?
– насупился Макар.
– Мало ль? Мои пути не запечатанные!
– К Кузевану не ходи. Не тот человек стал, хоть и в крепкой вере стоит. Грабит всех подчистую!
– Меня не ограбит!
– глухо уронил гордые слова Родион.
– Мои деньги, хоть и малые, но шибко чижолые! Для кого, может, и рупь в них видится, а для меня - сама красненькая! Потому - трудом большим тот рупь взят, а не с неба упал!..
– Хочешь, напрямик все скажу?
– насупился Макар. Родион мотнул головой, поднял лицо и с ухмылкой на губах и в глазах сказал, едва ли не в насмешку:
– Зачем, Макар? Напрямик только ружье бьет, человек-то, если он при уме состоит, кривулиной любит с другим человеком...
– Возьмешь нас в свой путь с Акулиной?
– Эх, Макар... Это ж не на ярманку ехать! Сиди на месте, не суетись! Чего тебе от той страны, которой, может, и на свете нет?
– Зачем дразнишь его?
– спросила Акулина и осуждающе покачала головой.
– Ну, собрался мужик идти куда глаза глядят - пусть идет. Тебе-то что? Или и у тебя, Макарушка, зачесалось?
Удивленно взглянул на жену Макар: ишь, глазастая! Что он, старик, чтобы на печке зад всю зиму греть? Можно и прогуляться до весны: людей посмотреть, себя показать... Люди - не камни, мохом обрастать не любят!