Белый дьявол
Шрифт:
Светская печать была поражена остротой споров: одна газета писала, что впечатление такое, будто присутствуешь на собрании социалистов. Грозоли, призывая к примирению всех течений внутри «Опера», фактически протягивал руку христианским демократам. Он говорил, что руководство должно лишь координировать деятельность всех организаций, входящих в «Опера». Пагануцци и его группа с этим, конечно, не могли согласиться. Де Роза пишет, что столкновение между двумя течениями внутри «Опера» стало неотвратимым. Но это не было личным столкновением между Пагануцци и Мурри: «Произошло куда более обширное столкновение между теми, кто был склонен считаться с тем, что времена и внутри «Опера» и вне ее изменились, и теми, кто намерен был слепо оставаться на самых жестких и непримиримых позициях» {59} . Группа Пагануцци «в слепой ярости» сама настояла на голосовании
Полемика в прессе не ослабевала. Клерикальные газеты издевались над Грозоли, утверждая, что он — пешка, а победитель — Мурри. Один из католических деятелей в своих воспоминаниях писал, что во время конгресса в Болонье «консервативные католические деятели перепугались и в конце концов стали обивать пороги Ватикана, требуя головы графа Грозоли, виновного в том, что он придал слишком много значения какой-то группе молодых христианских демократов».
Значение конгресса в Болонье заключается в том, что впервые старая католическая аристократия, паписты прежней формации оказались не в состоянии повести за собой участников этой ассамблеи, за которыми стояли массы верующих. Напомним: это ноябрь 1903 г. Страна переживает период интенсивного промышленного развития; рабочий класс Севера вырос не только количественно, по и «качественно» (структурно, идеологически); крестьянские массы нельзя более считать паствой, покорно подчиняющейся пастырям; Социалистическая партия Достигла чрезвычайных успехов; у власти либеральное правительство. Жизнь толкает к новому, жажда нового охватывает и массы католиков.
После окончания конгресса клерикальная газета «Унита каттолика» («Католическое единство») писала о трех главных принципиальных расхождениях, обозначившихся в ходе конгресса. Первое касалось различной оценки «итальянской революции» (Рисорджименто); второе — концепции свободы и методов ее осуществления. И, наконец, третье: «Мы расходимся по фундаментальному вопросу о деятельности католиков. Одни хотят, чтобы она была преимущественно религиозной и социальной, а другие — чтобы она была социальной и политической». Суть расхождений изложена лаконично и точно, вопрос о деятельности католиков был не абстрактно-теоретическим, в нем заключалась суть противоречий между «Опера деи конгресси» и «молодыми социологами». Газета задает вопрос, что делать в сложившихся условиях, и отвечает, что приверженцы традиционной концепции непременно должны объединиться и оказать сопротивление. Надо выступить «не против «Опера деи конгресси», в которой есть место для всех, а против заблуждений, обрушившихся на католический мир. Если существуют демократические фаши, им могут противостоять папистские фаши» {60} .
Мурри подвергся яростным нападкам, его изображали чуть ли не Робеспьером, приписывали ему мысли, которых он никогда не высказывал. Ожесточенно нападали и на Стурцо, который в Болонье выступил, в частности, по социальным вопросам Юга. 40 лет спустя Мурри писал, что никакого единства сил после ассамблеи в Болонье не было и что вообще «мертвые хватали живых». Однако в то время он был убежден в полной победе идей христианской демократии, верил в обновление «Опера» и возлагал огромные надежды на Грозоли.
Вскоре после ассамблеи в Болонье Ппй X, встревоженный успехами идей христианской демократии, отказался от своей «объективной» позиции. 18 декабря он недвусмысленно запретил «молодым социологам» вмешиваться в политику: «Христианская демократия строжайше обязывается подчиняться церковным властям, оказывая епископам и тем, кто их представляет, полное почтение и повиновение» {61} . Мурри, однако, не обратил внимания на папскую директиву. Новое руководство «Опера деи конгресси» также продолжало вести себя довольно независимо. 15 мая 1904 г. Грозоли разослал всем организациям, входящим в «Опера», циркуляр, в котором провозглашалось, что отныне программа «Опера» — это и есть программа христианских демократов.
Через четыре дня в официальном органе Ватикана «Оссерваторе романо» («Римский наблюдатель») появилось сообщение, что газета получила какой-то циркуляр, но не считает нужным опубликовать текст, ибо этот документ не может быть одобрен: он не во всем соответствует много раз ясно выраженным папским инструкциям. Грозоли немедленно подал в отставку, и она
Адресат дона Стурцо Филиппо Меда пользовался в то время большим влиянием. Его совесть была не вполне спокойна из-за одной истории. В 1897 г., когда ди Рудини преследовал и социалистов, и католиков, Меда устроил в Милане собрание представителей различных католических организаций, направившее премьеру письмо с изъявлениями покорности. А после майских событий 1898 г. среди арестованных оказался человек, которого Филиппо Меда глубоко чтил, — дон Давиде Альбертарио, директор газеты «Оссерваторе каттолико», блестящий полемист и литератор. Хотя он был убежденным сторонником Льва XIII, с руководством «Опера» во многом расходился. Как раз накануне майских событий дон Альбертарио писал про «подлое и безрассудное правительство». Когда его арестовали, Пагануцци не заступился за него и вообще, видимо, очень перепугался.
В то время Мурри был потрясен унизительным поведением своих коллег и сопоставлял мужество социалистов и трусость католиков. Социалисты рассматривали годы пребывания в тюрьме как инцидент и спокойно возвращались к революционной работе. Когда Турати, освобожденный из тюрьмы {62} , возобновил выпуск «Критика сочиале», он рассказал в нем об одном испанском монахе. Тот во время владычества мавров много лет провел в заключении, а выйдя из тюрьмы, начал проповедь традиционной фразой heri dicebamus («вчера мы говорили»). «А мы, — писал с горечью Ромоло Мурри, — мы ощупывали свои ноющие руки и ноги и головы, чтобы убедиться, что мы еще целы».
Перед смертью (в 1902 г.) дон Альбертарио написал Меде письмо, бывшее как бы духовным завещанием. Он не забыл кровавых репрессий ди Рудини, не забыл и своего ареста. Он напоминал Меде, что «те, кто залил кровью Милан, — враги родины и человечества». По существу, речь шла и о личном мужестве. В 1904 г. Филиппо Меда помнил о миланских событиях и о доне Альбертарио. Письмо дона Стурцо не успело еще прийти к Меде, как в «Оссерваторе романо» появилось обращение статс-секретаря Ватикана к итальянским епископам. Оно извещало о роспуске «Опера деи конгресси». Сохранялась только Вторая секция, но она должна была вести работу, «строго сообразуясь с намерениями святого престола». В заключение говорилось: «Лучше не делать ничего, нежели делать что-либо помимо или против воли Ватикана».
Первая крупная организация итальянских католиков была распущена почти непосредственно после того, как верх одержали более прогрессивные силы. (После съезда в Болонье «Опера» просуществовала всего 8 месяцев.) Проницательные люди предвидели развязку. Задолго до роспуска один из старых деятелей католического движения, Джамбаттиста Казони, написал горькую и лаконичную эпитафию организации, которой отдал много лет своей жизни: «Была зачата в Венеции в 1874. Родилась во Флоренции в 1875. Скончалась в Таранто в 1901. Похоронена в Болонье в 1903 году». Мы не говорили о том, что происходило на ассамблеях «Опера деи конресси» во Флоренции и в Таранто, но читателям ясно, что речь идет о разных этапах в сравнительно недолгом существовании «Опера деи конресси».