Белый легион: Террор не пройдёт!
Шрифт:
— Шинковать буду кусками, — объявляет Атаман. И Гоча ему верит.
— Он у Нинки!
— Поехали, покажешь адрес.
— Я не пойду.
— Тогда тебя понесут.
На этот раз путь лежит в Бескудниково. Ночью по Москве можно ездить. Машин мало. Только носятся как бешеные иномарки — видать, боясь опоздать из одного ночного клуба в другой. Да крутятся патрульные машины. Патруль Атаману не страшен. У него ксив прикрытия столько, что можно спокойно двигать хоть в Кремль.
Гоча, едва перебирая
— Здесь, — шепчет он. — Я не хочу, чтобы он меня видел…
— Звони, — Атаман подталкивал его к двери. — Заорёшь, чтобы предупредить, тут же и завалю…
Гоча трясущимся пальцем вдавливает кнопку звонка.
— Кто? — слышится женский голос.
— Это я. Гоча…
Дверь начинает приоткрываться.
Вдруг Гоча не выдерживает и орёт:
— Махмуд, беги. Меня убивают!
Орать дольше ему не позволяют. Об стенку башкой. Отключка. Атаман бьёт ногой по двери. Удар такой силы, что железную дверь впечатывает в стену. За дверью лежит хозяйка квартиры — в отключке.
Атаман прыгает в прихожую. Потом в комнату. Там в вещах роется молодой хлипкий чеченец. Он выуживает из тряпок пистолет. Но, понятно, не успевает. Атаман сближается с ним, выворачивает руку, легонько бьёт по шее. И советует ласково так:
— Не суетись под клиентом, уродец… Наручники. Махмуда усаживают на пол.
— Он, — кивает Атаман, сверяясь на всякий случай с фотографией.
Тем временем хозяйка — полная дивчина, кровь с молоком — приходит в себя.
— Милиция, — Атаман демонстрирует ей удостоверение. — Твой гадёныш арестован. Ты не имеешь права выезжать из Москвы. Ясно?
— Да, да, — кивает, всхлипывая, дивчина, на лбу которой набухает шишка.
Все, операция завершена успешно. Теперь остаётся только Аджапова и Гочу отвезти в отстойник — подвал, где они посидят некоторое время. А Махмуда на базу-2 для допроса.
Ночное время самое подходящее для допросов. Об этом известно испокон веков.
На базе за пленника взялся Глеб. Махмуд, имевший представление о возможностях спецслужб по развязыванию даже самых накрепко завязанных языков (он был уверен, что попал именно в спецслужбу), не стал играть в молчанку. Хоть он и выглядел подавленным, но на вопросы отвечал полно и, скорее всего, правдиво. Но его все равно придётся перепроверять при помощи Доктора.
В числе прочего Махмуд поведал о том, как занимался наблюдением за домом Аллы.
— Получается, вы пасли Гурвича и его любовь, — нахмурился Глеб. — Чего вам этот программист сдался?
— Нужен был не он, — понурился Махмуд, ёрзая на прикрученном к полу стуле. Он постоянно отводил глаза, в которые бил в лучших энкавэдэшных традициях яркий свет лампы.
— А кто?
— Ты…
— Что значит — я?
— У Султана есть
— Мой портрет?! Фотографический?
— Рисованный портрет.
Дальше Глеб, выясняя причину убийства Саши Кандагарского, подбил итог:
— Получается, Сашу вы решили пленить, посчитав, что мы с ним в одной упряжке?
— Ну да. Я же видел, как ты выходил из дома вместе с любовницей этого самого Гурвича и с Карасём. А Карась — это человек Кандагара.
— И через Кандагара вы хотели выйти на меня? — хмыкнул Глеб. Ситуация получалась абсурдная. Чеченцы просто взяли не тот след.
— И на твоих хозяев, — добавил Махмуд.
— А чего тогда Кандагара в расход пустили?
— Он бешеный, да! — воскликнул Махмуд. — Мы не смогли его схватить! Он убил двоих! Мы его убили. А второго забрали.
— Какого второго?
— С ним ещё был один. Какой-то скунс. Бледный. С толстыми щеками, как у хомяка. И глаза такие водянистые.
— Кто такой?
— Он не при Сашиных делах. Бизнесмен какой-то. Из Новосибирска.
— Что с ним сделали?
— Султан его у себя в тюрьме оставил. Деньги с него получает. Хочет сто тысяч заработать…
— Опиши-ка этого скунса поподробнее.
Когда Махмуд закончил описание, Глеб встрепенулся:
— Где он сейчас?!
— Я же говорю — у Султана в тюрьме.
— Ты там был?
— Да…
— Покажешь место…
— Лучше расскажу.
— Покажешь, Махмуд. Покажешь…
Глеб поднялся со стула и вышел из камеры для допросов, предоставив чеченца своим помощникам.
Наверху в кабинете утопал в мягком диване Атаман. Он клевал носом, но при приближении Глеба очнулся и осведомился:
— Как там наша добыча?
— Поёт, как соловей… И такое напел… В общем, собираем три штурмовые группы и группу разведки. Будем вскрывать чеченское логово…
Сельмурзаев чувствовал себя плохо. Какое-то гриппозное состояние, хотя ни кашля, ни насморка. Это нервное.
Он устал. Разговор обещал быть тяжёлым. Напротив депутата в кресле у камина сидел Султан.
— Ты понимаешь вообще, что мы имеем? — воскликнул депутат.
— Понимаю. Я все понимаю, — процедил Султан.
— Ничего ты не понимаешь!
— Я все понимаю, Усман! — злобно прошипел Султан. — Я потерял семь человек! Семь! Если так пойдёт, то скоро не останется у меня людей!
— Твои люди — это хлам!
— Мои люди — это мои люди!
— Твои люди не могут ничего! Мы теряем их. И не получаем ничего взамен…
— Мои люди воевали с неверными, Усман. И проявили себя хорошо. Они не заслужили таких слов.
— Ты так считаешь? — криво улыбнулся Сельмурзаев. Он встал, пошевелил кочергой в камине, обычно это занятие успокаивало его.