Белый легион: Террор не пройдёт!
Шрифт:
— Дачники, — хмыкнул Артемьев. — Курорт. Аква-парка только не хватает.
— Подкинь начальству идею, — предложил охранник. — Мол, для психологической разгрузки личного состава.
— Вы тут такие загруженные…
— А бдительность блюсти… Хуже всего отдыхать, когда надо бдить…
— Ладно, работничек… Где Доктор?
— Барин в трудах праведных. В космосе витает. Но вас примет. Уже спрашивал…
В просторном подвальном кабинете царил творческий беспорядок. Грудами были навалены книги, научные журналы на трех языках. Под ногами валялись два ноутбука. В углу светился экран монитора. Такой беспорядок
Сам Доктор сидел за просторным угловым компьютерным столом и строчил чернильной ручкой очередной научный труд, время от времени поднимая от исписанных листов взгляд на дисплей. Подавляющее большинство его научных работ не имеют никаких шансов в ближайшие полсотни лет стать достоянием мировой научной общественности. Слишком уж скользкая и секретная сфера деятельности. Слишком специфический круг интересов — методика допроса под психо-тропным воздействием, кодирование психики и дальше в том же роде… В Организации Доктор нашёл себя. «Белый Легион» поставлял ему большой материал. Был он человеком, одержимым своими исследованиями, и потому вызывал у окружающих закономерное опасение.
— Привет научной интеллигенции, — махнул рукой Глеб.
— А, душегубы, — хмыкнул Доктор, поправляя пятернёй свою жиденькую причёску и отодвигая от себя голографическую клавиатуру. — Добро пожаловать.
— Все обидеть норовишь.
— Хочешь, закодирую. И обижаться сразу перестанешь.
— Шутки у тебя. — Глеб бесцеремонно свалил на пол кипу журналов и освободил кресло.
— По делу или как? — посмотрел на него пронизывающе Доктор. Обычно взор его был повёрнут куда-то внутрь себя, но иногда глаза становились, как у волхвов — они проникали в душу, как бур в мягкую почву.
— Чаем напоишь? — спросил Артемьев.
— А как же. — Доктор поднялся с кресла и устремился в небольшую кухню, в которую вела деревянная дверь. Кухня ему была необходима, поскольку он экспериментировал в свободное время с экзотическими китайскими блюдами и коллекционировал приправки к чаю.
— Без психотропов? — осведомился Глеб, наконец дождавшийся обещанного чая, принимая большую глиняную, покрытую синей глазурью чашку.
— И без стрихнина, — пообещал Доктор. — Пей, не отравят.
Глеб отхлебнул пахнущий травами и земляникой чай. И признал, что вкус исключительный.
— Как у тебя так получается? — спросил Артемьев.
— Бабка научила.
— Кем была?
— Деревенской колдуньей, кем ещё.
— Ага, наследственность…
— Ладно, душегубы, каким ветром попутным вас принесло?
— Да обговорить одну ситуевину неоднозначную, — сказал Артемьев.
Они изложили суть дела.
Доктор очень внимательно выслушал историю позорной погибели депутата Сельмурзаева. Задал несколько наводящих вопросов. И сделал вывод:
— Вероятность кодирования высокая. Процентов восемьдесят.
— Откуда уверенность? — спросил Артемьев.
— Детали.
— Глаза стеклянные, — с видом знатока отметил Глеб. — Роботизированность движений.
— И это тоже, — кивнул Доктор. — Но на один момент вы внимания не обратили.
— На какой? — заинтересовался Артемьев.
— Бадри что сказал по мобильнику?
— «Да, брат»…
— Брат…
— Бадри жил, — возразил Артемьев. — И спал не в яме. Как же его обработали?
— Воздействие на базовые пласты личности. На те, что составляют её основу — глубинные социально-психологические установки, которые укрепляются в подсознании. Родоплеменные основы социума на Кавказе очень крепки. Род, семья — это святое. Ради них можно пожертвовать жизнью.
— И что? — не понял Артемьев.
— В мозгу возникает фантом. Некто становится для кодируемого братом. Близким человеком. Олицетворением его родоплеменных связей, и, следовательно, нитей, связывающих с этой жизнью. Брата надо спасти во что бы то ни стало. Ему надо помочь.
— И «Вервольф» становится таким братом? — кивнул Глеб.
— Да… Несколько дней, пока они общались, шло активное кодирование.
— И сбежал «Вервольф» с его помощью?
— Вот именно. Сначала было прямое воздействие, когда объект рядом… Ему просто говорят, что делать… Самое сложное — это глубокая кодировка на отсроченное действие.
— Программа, — произнёс Артемьев.
— Верно. «Вервольф» вложил в объект скрытую программу. При этом отключил или ослабил узлы, которые отвечают за критическое самосознание. После освобождения пленного Бадри наверняка чувствовал, что сделал что-то неправильное. Но самокритика в этом направлении не работала. Звонок по мобильнику послужил сигналом. Кодовое слово запустило программу.
— Программу на уничтожение хозяина? — подытожил Глеб. — Выходит, чечены привели козла в огород. Они считали, что держат его в плену. А на самом деле в плену он держал их. И выкачивал информацию. А когда ситуация обострилась и возникла реальная угроза его жизни, он сделал ноги.
— Зачем «Вервольфу» было ликвидировать бандита и депутата? — спросил Артемьев. — Какой мотив?
— А вы не допускаете обычную месть? — спросил Доктор.
— Для профессионала месть — это архитектурное излишество, — отмахнулся Глеб.
— Да-а?.. — язвительно протянул Доктор. — Вы упускаете из виду, что кодировщики, а их, к счастью, на Земле немного, люди совершенно особенные. Часто не во всем адекватные. Имеющие власть над душами часто считают себя подобными богам. И потому они крайне болезненно воспринимают посягательство на свою божественную сущность.
Глеб задумчиво посмотрел на Доктора. Ему пришло в голову, что сам Доктор был одним из лучших кодировщиков в мире. Не по себе становится, когда представишь, какие тараканы водятся в его голове. Доктор, уловив его настроение, улыбнулся: