Белый легион: Террор не пройдёт!
Шрифт:
— Не бойся. У меня достаточно адекватная самооценка. И почти нет психопатии.
— Значит, не опасен, — через силу улыбнулся Глеб.
— Когда как…
— «Вервольф» мог сотворить код на самоубийство? — спросил Артемьев.
— Это сложно, — ответил Доктор. — Основной инстинкт у человека — самосохранение. От него никуда не деться даже под гипнозом или в других изменённых состояниях сознания.
— Но ведь кодируют на самоубийство, — настаивал Артемьев.
— Чаще просто обманывают, — возразил Доктор. — Внушают объекту в состоянии транса, что он шагает не с небоскрёба в пространство, а в свою ванную. И что электрический провод — это поводок его любимой псины.
— А можно сломать запрет на самоубийство?
— Можно все, — кивнул доктор. — Но не все могут…
— Кодирование, — кивнул Глеб. — Этим легко объясняется изобилие самоубийств учёных.
— Занятная беседа, — улыбнулся Доктор. — Проект «Зелёная книга»?
— Он самый, — нехотя отозвался Артемьев.
В «Легионе» принято, что исполнители знают не более того, что им положено знать для выполнения конкретных задач. Однако такая секретность имеет свою оборотную сторону — часто люди, которые могут преподнести разгадку, просто не обладают достаточной осведомлённостью.
Артемьев задумался. И как куратор разработки «Зелёная книга» принял решение:
— Итак, Доктор, слушай ситуацию в подробностях…
Выслушав все, Доктор заключил:
— Способ совершения преступлений — суггестивное воздействие.
— Это когда оператор воздействует просто взглядом, а не словами. Насколько оно эффективно? — осведомился Артемьев.
Доктор с усмешкой посмотрел на него и произнёс:
— Ты чаек пей. Остынет.
Артемьев отхлебнул чай и скривился:
— Черт, солёный!
— Только что был сладкий, — заметил Доктор. Артемьев искоса посмотрел на него, осторожно сделал ещё глоток. Чай был снова сладкий.
— Можно все. Если умеешь, — подытожил демонстрацию Доктор.
— Насколько сильный гипнолог нужен? — спросил Глеб.
— На такое способны считаные единицы, — успокоил Доктор. — Они все наперечёт. Используются спецслужбами, транснациональными корпорациями. Ещё более активно — религиозными организациями, сектами… Кстати, некоторые затесались в гуру различных сектантских движений.
— Значит, наперечёт, — задумался Глеб.
— Этот «Вервольф» мне напоминает одного способного мальчика, — помявшись, заявил Доктор.
— Мальчика? — Глеб хмыкнул.
— Тогда он был мальчиком. Знаете, я ведь уже немолод, — Доктор провёл ладонью по своим залысинам и язвительно улыбнулся. — А ему теперь уже сороковник.
— Кто это?
— Не принято тогда было называть имена, — глаза Доктора ностальгически затуманились. — В конце восьмидесятых годов я имел честь кое-чему обучить его…
— По чьему заданию? — поинтересовался Артемьев.
— Первое Главное управление КГБ.
— Разведка.
— Она, — кивнул Доктор. — Внешняя разведка Советского Союза.
— Его псевдоним? — испытующе посмотрел на Доктора Артемьев.
— Звали мы его Саша. Оперативный псевдоним Атташе…
— Саша Атташе, — Глеб щёлкнул пальцами. — Интересно…
— Позже к нему прилипла кличка Гипнотизёр, — дополнил Доктор. — На неё он отзывался охотнее всего…
— Произвёл посадку самолёт авиакомпании «Гамма», следующий рейсом номер сто пятьдесят шесть из Нью-Йорка. Встречающих просим пройти к сектору номер два в зале прилетов, — произнёс мелодичный женский голос.
Международный аэропорт «Шереметьево-2», прозванный в народе «шариком», жил своей обыденной жизнью. На посадку заходил массивный «ИЛ-96». На рулежную дорожку выползал «ТУ-154». К пузатому гигантскому «семьсот сорок седьмому» «Боингу» протянулась ребристая кишка, по которой одуревшие от полусуточного перелёта пассажиры двинутся в здание аэропорта, и, ощутив под ногами твёрдую землю, окончательно убедятся в том, что им посчастливилось выжить в борьбе с воздушной стихией.
Бородатый «колобок», тащивший за собой чемодан на колёсиках, самолётов не боялся. Наоборот, они воодушевляли его. А запасы спиртных напитков в авиалайнере, к которым он имел счастливую возможность приложиться, сделали перелёт через половину земного шарика не таким уж и тягостным.
Зелёный коридор. Час вечерний. Таможенники снулые и совершенно не зверствуют. Контрабанду из Америки везут редко. Все больше туда. Поэтому и поклажу особо не досматривают.
Бородатый «колобок», не вызвавший ни малейшего интереса со стороны сонного таможенника, проскочил в зал прилетов. И, к радости своей, убедился, что там его ждут.
— Вот это правильный подход, — кивнул он, хлопая по плечу вальяжного типа, встречающего его. — Начальство должно проявлять заботу о подчинённых.
Президент фонда «Технологии, XXI век» Николай Валентинович Марципало, который с удивившим его самого великодушием решил встретить своего заместителя, а не доверять это водителю, протянул приветственно ладонь.
— Прилетел, путешественник, — Марципало оценивающе окинул взором бородатого «колобка» Семена Ровенского. — Похудел.
— Это от жары и от недоедания.
— Не кормили капиталисты?
— Кормили. Но без души… Неискренне… Вот я знаю, что ты уже приготовил банкет по моему случаю. Уже бараньи отбивные шкворчат и икра киснет…
— Слушай, Сема, я почувствовал себя за эти две недели счастливым человеком.
— Это почему? — удивился Ровенский.
— Я понял, как хорошо жить без твоего трёпа.
— Спокойно. Но скучно… Трёп — это возможность влиять на окружающий мир, делая его удобным для проживания.
— Твоего проживания. Но не окружающих.
— Так, любезностями обменялись. Чемодан за меня не потаскаешь? — спросил Ровенский. — Нет?… Тогда я сам. Пошли…
Они с трудом преодолели целые укрепления аэропортовских жучков, агрессивно предлагавших за какие-то сто баксов провезти несколько километров до Москвы…
— На хрен нам эта наука? — оглядываясь на бомбил, произнёс «колобок». — Давай устроимся возить приезжих. Такси в Москве дороже самолёта.