Белый щенок ищет хозяина
Шрифт:
Толик подошел и отцепил Мушкетера.
— Благодарю, — сказал Мушкетер.
Высокий красивый Толик промолчал.
— Ну, я пойду, — вздохнул Мушкетер.
— Ну, иди.
Уголек спросил у Толика:
— Вы сюда к кому пришли?
И Толик сказал:
— Жить.
— В шестую квартиру? — догадался Уголек. — Там раньше полковник Карпов жил.
— Вот это да! Полковник… — удивился круглый Славка. — А ты кто?
— Я? Просто… Борька. Угольков.
— Толик, — сказал Толька и протянул тонкую ладонь, — Селиванов.
Уголек нерешительно подержал пальцы Толика. Он впервые здоровался за руку.
Славка тоже сказал:
— Селиванов. Славка.
Второе рукопожатие получилось лучше.
— Селиванова, — буркнула Тетка и дала Угольку руку, украшенную боевой ссадиной. — Пока. У меня дела.
Уголек смущенно поглядел вслед.
— А чего у нее… имя какое-то не такое. Так Каштанку звали, когда она у Дурова жила. Тетка…
— А это и не имя, — объяснил Толик. — Она в самом деле наша тетка.
Папина сестра. Вообще ее Надеждой зовут.
Славка спросил:
— А почему у тебя кот на цепочке? Дрессированный?
Это были друзья. Уголек сразу понял. Понял, что смеяться не станут.
Они сели на крыльцо, и Уголек рассказал все. И про веселого пса Балалая, у которого хозяин с деревяшкой вместо ноги. И про дрессировку Вьюна. Вьюн хороший. Но он все-таки кот, а не настоящая собака. На цепочке его водить неудобно. И мальчишки смеются.
— Мне бы щенка, — сказал Уголек. — Чтобы с детства его воспитывать.
Собаку обязательно надо воспитывать с детства. Только где ее взять?
Утром бегал тут один щенок, да и тот…
И Уголек рассказал про щенка, которого нарисовал Вовка.
— Не мог уж поймать, — снова обиделся он на Вовку. — Все равно он, наверно, беспризорный. Здесь таких щенков нет, я же знаю. И без ошейника он.
Угольку стало грустно. И чтобы утешить его. Толик сказал:
— Может, врет он, твой художник.
И Славка добавил:
— Может, не было щенка совсем…
НО БЕЛЫЙ ЩЕНОК БЫЛ
Он и сам не помнил, откуда взялся. Помнил только нагретый солнцем деревянный пол, который немного качался. С одной стороны пол огораживала железная сетка, и на ней висели большие красно-белые кольца. Внизу за сеткой плескалась вода. Много воды. А с другой стороны тянулась белая стена с окнами.
А еще он помнил дом на колесах, длинный коридор и кругом полки, а на полках люди. Пол в коридоре все время дрожал, и под ним что-то стучало. Щенок сначала боялся, а потом привык.
Он привык, потому что его успокоили Руки. Это были большие и добрые Руки. Щенок помнил их с тех пор, как помнил себя. Он узнавал их сразу:
Руки пахли дымом, смолой, рыбой и маслом, которым мажут ружье. Щенок знал ружье. Он его побаивался, хотя и скрывал это. Ружье умело грохать так, что земля подпрыгивала, а в ушах долго звенело.
Но сейчас ружье спало в узком черном чемодане. Оно ехало рядом с пузатым зеленым мешком, в котором лежало мясо и сухая рыба. Иногда Руки давали мясо и рыбу щенку. Потом Руки гладили щенка, играли с ним, ласково ерошили шерсть на загривке. Играя, он мягко хватал Руки губами.
Однажды Руки сняли с него ошейник с цепочкой, пустили побегать. Щенок побегал и лег под лавкой. Но мимо проплыла большая корзина, и она пахла мясом. Щенок тихо пошел за корзиной. Открылась дверь, ударил ветер, и щенок попятился. Но корзина пахла мясом, и он пошел за корзиной туда, где сильно гремело.
Корзина опустилась на пол. Рядом с ней остановились две ноги в сапогах, но сапоги щенка не интересовали. Он ткнул носом корзину.
И тогда один сапог страшно ударил щенка в живот.
Навстречу помчалась зеленая земля, и в уши набился воздух. Потом стало темно.
Долго было темно. Когда щенок открыл глаза, у него болели лапы и голова. Он заскулил и стал ждать, когда Руки поднимут его. Но Рук не было. Кругом только тихо качалась трава. Щенок поскреб лапами землю и встал. Он хотел пить и есть. Впереди виднелись дома. Они казались очень маленькими. Щенок уже понимал, что такое дома. Он пошел к ним сквозь густую пахучую траву.
Он шел долго и оказался в городе, когда солнце спряталось за домами.
СОЛНЦЕ И НЕ НАДО УБИВАТЬ МАМОНТОВ
У сосен мохнатые зеленые лапы. Они закрывают небо. Только отдельные клочки неба можно увидеть сквозь ветки. Зато эти клочки синие-синие, в них гораздо больше синевы, чем в целом небосводе.
Солнце в лесу тоже особенное. Оно висит, запутавшись в вершинах сосен, и похоже на большую золотую звезду с тысячью лучей. Лучи прорезают темный зеленоватый воздух леса. Каждый луч что-нибудь находит для себя. Один зажег искры в желтых каплях смолы на оранжевой коре дерева, другой сквозь черный глазок влетел в дупло — прямо в беличью квартиру — и светлым пятном улегся на рыжую спину хозяйки. А еще один луч отыскал на земле удивительный лист какого-то растения. Уже август, и этот листок, услыхав о недалекой осени, поспешил сделаться красно-желтым. Он пятиконечный и похож на яркую морскую звезду. Много деревьев с каплями смолы и гнездами лесных жителей. Много цветных листьев. Много маленьких чудес. Уголек умеет находить их не хуже солнечных лучей.
— Пошли, — сказал он друзьям.
Братья Селивановы и Тетка быстро подружились с лесом. Они примолкли сначала, когда сосны окружили их и сделался слышным ровный и негромкий шум. Но Уголек сказал:
— Это ветер вверху.
Толик посмотрел на вершины деревьев, оглянулся и предложил весело и громко:
— Давайте охотиться на мамонтов!
— На мамонтов! — отчетливо сказало на просеке эхо, и все мамонты в лесу, наверное, сразу узнали про опасность.
Отчаянная Тетка сверкнула глазами, почти такими же черными, как глаза Уголька.