Белый танец
Шрифт:
А потом наш диск-жокей Семенцов поплывшим голосом (он явно там, за своей катушечной громадиной прикладывался к чему-то крепкому) объявил белый танец и включил мамину любимую “Tombe la neige”, и, наверное, не только мамину, судя по довольным возгласам.
Танцующих сразу стало ещё меньше, да совсем почти никого не осталось. Девчонки застеснялись, захихикали, разбрелись кто куда по залу. Кружили лишь несколько родительских пар.
И вдруг Ракитина встала из-за стола и направилась в нашу сторону. Шла и смотрела в упор, а у меня с каждым её шагом сердце колотилось всё быстрее
Я замер, обратился в камень, но только снаружи, внутри всё кипело и билось. Я не слышал её слов – я оглох. Догадался по губам и, не отрывая взгляда, поднялся к ней навстречу, как в омут шагнул, не думая больше ни о чём, не видя больше ничего…
Глава 34. Таня
Кто бы знал, как я боялась приглашать Шевцова! Если бы он не смотрел на меня неотрывно весь вечер с такой жадностью и тоской, я бы ни за что не решилась. Он ведь после того собрания продолжал меня избегать. Даже поблагодарить его толком не получилось.
Мама, конечно, утверждала: «Володя в тебя влюблён».
Но опять же, она говорила: «Ничего у вас не получится. Вы с ним разного поля ягоды».
Может, и Шевцов так же думал, не знаю.
Казалось, что все таращились на меня, пока я подходила к нему. Вот был бы номер, если бы он отказался! Ой, нет, такое даже представлять не хочется.
Вмиг осипнув, я произнесла: «Пойдём потанцуем» и замерла напряжённо. Вдруг всё-таки откажется?
Но нет. Он, всё так же не сводя глаз, шагнул ко мне и взял под руку. Вывел на середину зала, развернул к себе и взял меня за талию. Даже сквозь платье я чувствовала, какие горячие у него ладони.
Сначала мы танцевали, как Славка говорит, по-пионерски, на расстоянии друг от друга. И за весь танец ни я ему, ни он мне слова не сказали. Да что там – я вообще едва дышала. А потом поняла – мой комсорг волнуется не меньше, чем я. Да и слова были не нужны, он так смотрел на меня, что и без слов всё ясно. И был при этом очень серьёзный.
Я не выдержала и улыбнулась ему. Слегка совсем, но искренне. На улыбку он не ответил, переместил взгляд на губы, сглотнул, а потом притянул меня к себе и обнял. Я уткнулась носом ему в плечо. Хотелось закрыть глаза, а ещё больше хотелось, чтобы этот момент длился и длился. А потом я почувствовала, как он легонько, еле заметно поцеловал меня в макушку…
– Пойдём походим? – прошептал он мне на ухо, когда стихли последние аккорды и танец закончился. Я кивнула.
Мы гуляли по пустым коридорам школы. Говорили совсем мало, односложно и ни о чём – это взаимное чувство неловкости, кажется, стало теперь только острее. Оно жгло и кололо кожу невидимыми иголочками. Наше молчание нарушала лишь приглушённая музыка, доносившаяся из зала. Но зато он держал мои пальцы в руке, не выпускал ни на секунду.
Один раз нам попались на пути девчонки из нашего класса. Они как раз высыпали из уборной, когда мы мимо проходили. Встали как вкопанные, уставившись на нас во все глаза. Даже рты пораскрывали.
Я посмотрела на Володю, но он, похоже, не обратил на них внимания. Он вообще был какой-то непривычный.
Потом мы поднялись
– Ты мне очень сильно нравишься.
– И ты мне, – ответила я просто и почувствовала, как рука его тотчас напряглась.
Потом мы подошли к подоконнику рядом с учительской.
Я смотрела в чернильную синеву за окном, на школьный двор, освещённый фонарями, на очертания тополей и кустов сирени и удивлялась – столько раз я всё это видела, не сосчитать. Такое всё привычное, можно сказать родное. Оттого даже не верилось, что всего этого больше не будет в моей жизни.
Последнее я произнесла вслух. Володя выпустил мои пальцы, протянул руку у меня за спиной, упёрся ладонью в откос окна.
– Забавно, я думал сегодня о том же самом.
Я повернулась к нему, а он в то же мгновение – ко мне, и мы оказались лицом к лицу, совсем близко. Так близко, что я ощутила его дыхание. Ещё секунду мы стояли так, замерев, а потом он чуть наклонился и коснулся моих губ губами. Сначала легко, затем смелее. А когда я ответила на его поцелуй, он шумно выдохнул, порывисто обнял меня и стал целовать с таким жаром, что у меня дух перехватило, внутри всё зашлось, а сердце, ухнув, упало куда-то вниз живота.
Из этого сладкого полуобморока меня выдернули чьи-то голоса поблизости.
Володя тоже их услышал и нехотя прервал поцелуй. Он тяжело дышал и не выпускал меня из объятий, пока снова кто-то не крикнул совсем рядом: «Володя! Шевцов!». Крик доносился со стороны лестницы, и вскоре оттуда показались Архипова, Долгова и Кузичева.
– Ты тут? Мы тебя потеряли.
– Ой, ты не один? – пригляделась, подойдя к нам ближе, Кузичева. Жаль, в темноте я не видела выражения её лица.
Архипова пробормотала:
– Я внизу подожду.
И сразу ушла. Даже жаль её мне стало. Помню же, как страдала сама.
– Володя, мы там все внизу, во дворе собрались, – у Кузичевой тоже голос стал натянутый. – Только вас ждём. Вы пойдёте на залив? Рассвет встречать…
– Ты пойдёшь? – повернулся ко мне Володя.
Я пожала плечами.
– Ну, можно…
***
Мы спустились в вестибюль. Володя выглядел каким-то полупьяным – тёмные волосы встрёпаны, глаза лихорадочно блестят, губы пылают. К нам подошла Раечка.
– Володя, тебя все потеряли, – говорила она ему, а сама буравила меня взглядом. Но Шевцов и не подумал выпускать мою руку. – Мама твоя уже ушла домой. А где ты был?
– Мы, Раиса Ивановна, просто гуляли. Прощались с родной школой.
– Ой, – улыбнулась она, умилившись. – Но вы ведь всегда сможете заходить к нам в гости. Уж тебе, Володя, мы всегда будем рады.
Тут нас окликнули:
– Идёмте! Заждались уже.
На улице было свежо, даже прохладно, и Володя, сняв с себя пиджак, накинул мне на плечи. Сначала мы шли всей гурьбой. У Борьки Шустова откуда-то появилась в руках гитара. Он так и шёл, перебирая струны. Когда отошли от школы на приличное расстояние, Валовой извлёк из внутреннего кармана бутылку и хлебнул прямо из горлышка.