Белый Ягуар - вождь араваков
Шрифт:
— Нам остается одно: немедля бежать, не теряя ни минуты! Все, кто не касался еще смертоносных одеял, должны отсюда бежать! — заявил я.
— А если мы уйдем в залив Потаро, где стоит наша шхуна, это нас спасет? — спросил Манаури.
— Думаю, да. Но главное — в ближайшие недели никому из наших не касаться больных, если они появятся! Это самое главное.
— А сколько длится болезнь?
— Спустя несколько дней после заражения, кажется, появляются первые признаки, а потом дней через десять-пятнадцать наступает смерть или полное выздоровление.
— А как ее лечат?
— Я точно не знаю. Кто-то говорил мне, что надо все время лежать, не раскрываться, когда горячка, упаси бог, не мыться и очень мало есть.
— Если так, надо сообщить в Сериму, как вести себя больным! — задумался Манаури.
— Конечно…
Меня порадовало, что друзья мои так серьезно восприняли все мои советы. Мы тотчас же подняли на ноги обитателей нашей поляны. Шхуна, к счастью, еще накануне вечером вернулась из залива Потаро, и теперь можно было грузить на нее весь наш скарб и припасы, включая гончарные и ткацкие станки и даже стены, столбы и крыши некоторых наспех разобранных хижин и шалашей.
В то время, когда все, обгоняя друг друга, работали, чтобы как можно быстрее покинуть злосчастную местность, десять варраулов с оружием, полученным от нас, выстроились перед моей хижиной в одну шеренгу, словно отряд солдат, а Мендука подошел ко мне в сопровождении Арипая как переводчика и попросил разрешения поговорить со мной.
— Слушаю, — подивился я торжественности церемонии.
— Белый Ягуар, ты не позволил нам, — проговорил Мендука, — догнать испанцев, и мы тебя послушались. Но теперь ты нам позволишь? Ведь испанцы оказались предателями.
— Ты молодец! — похвалил я. — А твои воины тоже хотят пощипать испанцев?
— Мы хотим отнять у них ружья.
— И не щипать?
— Можно и пощипать.
Я вопросительно взглянул на Манаури, слушавшего наш разговор. Испанцев-предателей, откровенно говоря, следовало проучить, с этим согласен был и Манаури.
— Хорошо, — согласился я. — Но поплывете вы на свой страх и риск, мы не станем прикладывать к этому руку. Вам дадут самую быструю итаубу, запас провизии и оружие, но за это вы сообщите нам, чем все кончится.
— Сообщим.
Спустя каких-нибудь полчаса варраулы уже мчались вниз по реке. Они родились и выросли на воде и были лучшими среди индейцев гребцами. Не вызывало никаких сомнений, что они легко догонят испанцев.
Тем временем великое переселение в залив Потаро началось. С нашим родом двинулось почти пятьсот араваков — мужчин, женщин, детей. Большинство из них шли пешком по тропинке вдоль берега реки, другие плыли на шхуне, третьи — на полутора десятках итауб и на множестве челнов. Люди бежали не только от коварных и злых вождей и от страшного мора — они стремились к новой жизни. Сердца их согревали надежда и радость.
Залив Потаро представлял собой, по существу, длинное озеро, тянувшееся параллельно основному руслу Итамаки и отделенное от нее узкой песчаной косой, в некоторых местах не более ста метров в ширину, зато в длину вытянувшейся на целую милю. Эту песчаную отмель, покрытую, как и вся суша вдоль реки, буйной растительностью, мы и выбрали себе под лагерь. Хижины и шалаши поставили со стороны озера, расчистив ближайшие заросли от кустов и травы. Это было место, очень удобное для обороны, скрытое от глаз непрошеных гостей, а когда мы выставили еще дозоры по обеим сторонам полуострова, то вообще никто не мог бы проникнуть с берега в поселок без нашего ведома. Поскольку индейцы весьма любили всему давать названия, то и наше новое поселение тотчас же назвали Кумака, что на их языке означало полуостров. Чтобы добраться до большого леса, нужно было переплыть через озеро, составлявшее здесь в ширину примерно полмили; чуть дальше лодкой было до Итамаки: приходилось плыть вдоль полуострова, а потом уж через узкое устье озера выходить на открытую воду.
Окрестности озера — ибо вернее называть его озером, а не заливом — изобиловали великолепными пейзажами, радовавшими глаз. Правда, и здесь, как повсюду, страшная непроходимая чаща скрывала берега, глухой стеной нависая над поверхностью воды далеко от суши и сжимая ее хищным сплетением зелени, но не везде. В этой сплошной стене были кое-где обширные просветы, а порой даже песчаные берега, золотыми косами сбегавшие к воде, и здесь, на манящем фоне песка, возносились стройные пальмы, и среди них сказочно прекрасные асаи и даже кокосовые; вот куда, на сто миль от моря, забрались эти роскошные дочери соленой воды и морского песка. Можно бы думать, что ты оказался в самом раю, если бы не жуткое засилье комаров.
Вновь возникавшее селение сохраняло родовую структуру, как и в Сериме, — каждый род ставил свои хижины обособленно, образуя как бы разные кварталы поселка. Был род Черепахи и род Грифа, род Араканги и род Каймана. Поскольку их прежние вожди остались в Сериме с Конесо, вечером того же дня жители всей Кумаки собрались вблизи моей хижины на совет. При свете двух десятков костров меж стволами лесных великанов, вершины которых сплетались над нашими головами в сплошной шатер, каждый род выбрал себе нового вождя. После этой торжественной церемонии наступила очередь выбирать верховного вождя, и тут при всеобщем одобрении и воодушевлении со всех сторон зазвучало имя Белого Ягуара. Я весьма решительно этому воспротивился.
— Никто лучше не подходит для роли вашего главы, чем ваш собрат, испытанный вождь Манаури! — воскликнул я.
Своим отказом я крайне озадачил большинство присутствующих араваков, по-разному оценивших мою позицию, а старейшина рода Кайманов выкрикнул:
— Значит, в эту трудную минуту ты хочешь нас покинуть?
— Ничуть. Я буду рядом с Манаури и стану во всем помогать ему и вам, каждому из вас.
— Как и до сих пор?
— Да, как и до сих пор.
Все успокоились и единодушно выбрали Манаури. Глаза вождя вспыхнули от радости и счастья, безграничное удовлетворение отразилось на его лице: осуществлялись самые смелые его надежды, о которых год назад невольник с острова Маргарита не смел мечтать даже во сне. Манаури бросил на меня взгляд, полный благодарности и преданности.
В этот вечер все пребывали в радостном возбуждении, а последующие дни показали, что это была не просто вспышка подъема. Три серьезные задачи вставали перед обитателями Кумаки: защититься от красного мора, сделать достаточные запасы продовольствия и обучиться ведению боевых действий. И за осуществление этих задач все принялись с огромным энтузиазмом.
Как я уже упоминал, это племя индейцев, хотя и жило в лесу, отличалось исключительной понятливостью и трудолюбием; достаточно было подать идею и указать ясную цель, как в людях сразу пробуждалась неожиданная энергия и усердие. Так случилось и теперь. В отношении Серимы все соблюдали такую осторожность, что даже отказались от возделанных полей поблизости от прежнего поселения, лишь бы совсем не общаться с его жителями, и тем усерднее всяк, кто мог, занялся своим делом: кто охотой в лесу, кто рыбной ловлей в реке, внося свою лепту в общее дело. А запасы нам нужны были немалые. В предвидении военных действий Кумака поставила перед собой такую цель: как можно быстрее запасти столько сушеного мяса, рыбы и хорошо хранимых лесных плодов, чтобы прокормить сто пятьдесят воинов в течение полугода.