Бен-Гур
Шрифт:
Теперь Бен-Гуру яснее представлялись последствия совершенного им поступка, но это нимало не поколебало его.
– За три года моего рабства, трибун, ты первый взглянул на меня ласково. Нет, нет, был и еще один.
Голос его стал тише, на глазах выступила влага, и перед ним как живое встало лицо юноши, давшего ему напиться у старого колодца в Назарете.
– По крайней мере, – продолжал он, – ты первый поинтересовался, кто я, и если, когда я настиг и схватил тебя, уже закрывшего глаза и готового в последний раз погрузиться в море, у меня и мелькнула мысль о том, как ты можешь мне быть полезен, то все-таки не одна только корысть руководила мной. Прошу тебя, верь этому. К тому же я говорю это перед лицом Бога: те цели, о которых я мечтаю, должны быть достигнуты только праведными путями. Уверяю тебя, я согласился бы скорее умереть с тобой, нежели стать твоим убийцей. Мое решение так же неизменно, как и твое, хотя бы ты предложил мне целый Рим и в твоей власти было бы сдержать это слово, – и тогда я не убил бы тебя. Твои Катон и Брут – малые дети в сравнении с Моисеем, закону которого мы должны повиноваться.
– Но если я потребую, ты...
– И если бы даже в твоей власти было потребовать, то и тогда ты не заставил бы меня сделать это.
Оба замолчали в ожидании.
Бен-Гур часто посматривал на приближавшееся судно. Appий с закрытыми глазами оставался равнодушен.
– Ты уверен, что судно неприятельское? – спросил Бен-Гур.
– Думаю, что так, – был ответ.
– Оно останавливается и спускает лодку.
– Виден ли флаг или нет?
– Нет ли других признаков, отличающих римское судно?
– У римского судна на вершине мачты бывает шлем.
– Так радуйся: я вижу шлем.
Но это не показалось Аррию достаточно убедительным.
– Лодка подбирает плывущих людей: пираты не отличаются человеколюбием.
– Быть может, им нужны гребцы, – заметил Appий, вероятно, припоминая те случаи, когда и ему приходилось поступать так же.
Бен-Гур наблюдал за движениями неизвестных людей.
– Судно отходит, – сказал он.
– В какую сторону?
– Направо от нас есть галера, на которой, мне кажется, нет экипажа. Судно направляется к ней. Вот уже поравнялось. Оно высаживает людей на ее борт.
Тогда Appий раскрыл глаза, и спокойствие его исчезло.
– Возблагодари своего Бога так же, как я благодарю своих богов, – сказал он Бен-Гуру, взглянув на галеру. – Пират утопил бы то судно, а не стал бы спасать его. По этому поступку и по шлему на мачте я узнаю римлян. Победа за мной! Фортуна не изменила мне. Мы спасены. Маши рукой, кричи им, зови их скорее. Теперь я стану дуумвиром, а ты... Я знал твоего отца и любил его. Он был настояний князь. Он доказал, что евреи не варвары. Я сделаю тебя своим сыном. Благодари же своего Бога и зови моряков! Спеши! Нужно продолжить преследование. Ни один разбойник не избежит расплаты. Торопи их.
Иуда, встав на доску, махал руками и кричал изо всех сил. Наконец, он привлек к себе внимание, и они были взяты на борт.
Аррий встречен был на галере со всеми почестями, по праву принадлежавшими ему как герою, любимцу Фортуны. На палубе, отдыхая на ложе, он выслушивал подробности конца битвы. Собрав всех оставшихся в живых, рассеянных по морю, и захватив добычу, он снова развернул флаг главнокомандующего и поплыл на север с целью присоединиться к флоту и укрепить победу. Через некоторое время пятьдесят судов, спускавшихся вниз по каналу, сразились с убегавшими пиратами и совершенно разбили их: ни одному судну не удалось уйти. В довершение славы трибуна двадцать неприятельских галер были взяты на буксир.
По возвращении Аррия на моле Мизенума ему была устроена теплая встреча. Молодой человек, сопровождавший его, очень скоро обратил на себя внимание друзей, собравшихся встречать Аррия, и на вопросы о нем трибун в самых трогательных выражениях рассказал историю своего спасения и познакомил их с Иудой, тщательно скрыв все относящееся к его прошлому. К концу рассказа он подозвал Бен-Гура и сказал, дружески положив ему руку на плечо:
– Дорогие друзья, рекомендую вам, мой сын и наследник: прошу вас называть его моим именем, ибо он будет владеть всем моим имуществом, если богам будет угодно, чтобы после моей смерти что-нибудь осталось. Прошу вас любить его так же, как вы любите меня.
Вскоре усыновление было оформлено. Итак, честный римлянин сдержал слово, данное Бен-Гуру. Через месяц по возвращении Аррия в театре Скавра была отпразднована победа. Одна сторона здания была убрана военными трофеями, из них вызывали всеобщее удивление двадцать корабельных носов с соответствующими украшениями, срезанных со стольких же галер. Над ними на виду всех восьмидесяти тысяч зрителей крупными буквами была сделана следующая надпись: "Отняты у пиратов в Эврипском заливе КВИНТОМ АРРИЕМ, дуумвиром".
Часть 4
1. Возвращение в Иудею
Альба: Если бы король оказался несправедливым и теперь...
Королева: Тогда мне осталось бы ждать, пока придет сама справедливость. Как счастливы те, чья совесть спокойна и кто легко может ожидать своего суда.
Теперь мы попросим читателя перенестись в Антиохию, эту царицу Востока, которая была в то время едва ли не самым населенным и сильным после Рима городом в мире. Был июль месяц 29 года по Р. X. Господствует мнение, что крайнее сумасбродство и распущенность того века исходили из Рима и уже оттуда распространялись по всей империи, что большие города только подражали нравам своего властелина. В этом можно, однако, усомниться. Кажется, что побежденные, наоборот, оказали воздействие на нравы завоевателя. Последний нашел готовые образчики разврата в Греции и Египте. Человек, изучающий те времена, исчерпав все относящееся к этому предмету, закроет книги с уверенностью, что поток деморализующего течения направлялся с Востока на Запад и что именно Антиохия, одно из старейших местопребываний ассирийской власти с ее блеском и великолепием, была его главным источником.
Пассажирская галера входила из голубых вод моря в устье Оронта. Был полдень. Несмотря на сильный жар все привилегированные пассажиры были на палубе. Между ними находился и Бен-Гур.
За пять лет молодой человек успел сделаться совершенным мужем. В его внешности было что-то необыкновенно привлекательное. Более часа он сидел на скамье в тени паруса. За это время некоторые из пассажиров безуспешно пытались вступить с ним в разговор. Он отвечал им на латинском языке, коротко, хотя и с утонченной вежливостью. Чистота его произношения, благовоспитанность, сдержанность – все это еще более подстрекало их любопытство. Наблюдавшие его вблизи поражались несоответствием между его поведением, непринужденным и любезным, как у настоящего патриция, и некоторыми особенностями его облика. Руки его, например, были непропорционально длинны, и когда он, желая удержаться на месте от сильной качки судна, хватался ими за соседние предметы, то размеры кистей его рук и их видимая мощь вызывали всеобщее внимание. Вот причина, по которой к желанию узнать его настоящее примешивался интерес к подробностям его прошлого. Другими словами, лучше нельзя описать его наружность, как сказав про него, что у этого человека было прошлое.
Как-то галера пристала к одному из портов Кипра и приняла на палубу еврея самой почтенной наружности, спокойного, сосредоточенного, похожего на патриарха. Бен-Гур осмелился задать ему несколько вопросов – ответы вызвали его доверие, и у них завязалась продолжительная беседа.
Когда галера, направляясь от Кипра, входила в бухту Оронта, с ней повстречались два судна, видневшиеся еще на море, – они вместе с ней вошли в реку. Незнакомые суда выкинули маленькие флаги ярко-желтого цвета. Эти сигналы вызвали на галере множество догадок. Наконец, один из пассажиров за разрешением их счел нужным обратиться к почтенному еврею.