Бенди и чернильная машина. Кошмары оживают
Шрифт:
Мама ушла, выключив свет. Я же забрался обратно под одеяло и только тогда вспомнил о своём сне. В голове закрутились мысли: насколько же сильно я шумел, что разбудил старика и заставил его прийти ко мне в комнату. И как же опозорился перед своим жутковатым дедушкой, который выглядел словно призрак.
Что за странный день.
И ночь.
Если бы я хоть немного был суеверным, то, наверное, увидел бы во всём этом знак. Заметил бы: что-то назревает. Что-то не так.
Но конечно же я ничего не заподозрил. Я не видел знаков до тех пор, пока не проходил мимо них прямиком по тёмной
3
Я голоден. Или, может быть, голоден он.
Я не знаю. Я просто чувствую голод.
Но не в этом суть. Писать из-за происходящего становится сложнее – как и думать. Мне трудно оставаться в сознании. Не уверен, что в этом есть какой-то смысл. Честно говоря, та часть, где я рассказывал про маму и дедушку в моей комнате, кажется, происходила не со мной.
Неужели то была история обо мне?
Я помню: пять чувств. Запах квартиры, старой и заплесневелой, но с примесью аромата мяса, картофеля и голубцов. Над кроватью – потолок с пятнами от воды. Звуки с улицы: шум машин, крики людей. Даже в два часа ночи. Колючее одеяло. Я помню всё это.
Я встретил тебя на следующее утро, Дот.
Думаю, можно сказать: я был человеком, который привык иметь дело с людьми – особенно если учесть мою работу курьером. Новые люди меня не особо тревожили. Мне нравилось смотреть на них. Это звучит странно, но я всего лишь хотел сказать: когда ты знакомишься с человеком, то отмечаешь в нём некоторые детали. Например, вот этому парню только что начистили ботинки. А у этого расплылось пятно от пота вокруг воротничка. Бигуди этой дамы заляпаны чёрным, а у той помада выходит за контур губ. Каждый уникален.
На самом деле сначала я увидел Дот издалека. Тогда я не знал, кто она. Лишь понимал, что человек вдалеке представляет собой невысокую коренастую девушку с широкими плечами и целеустремлённой походкой. Она, вероятно, была моей сверстницей. Засаленные медовые волосы уже с самого утра отказывались держаться в локонах. Очки в оправе «кошачий глаз» казались великоваты для её лица.
Затем я понял, что она тоже собирается войти через главный вход в «Студию Джоуи Дрю». После этого я немного пробежался и нагнал незнакомку. Дот придержала для меня дверь. Она окинула меня быстрым взглядом от макушки до пят. Всё произошло быстро, но девушка успела к тому моменту уже сформировать обо мне мнение. Я знаю – мы позже об этом говорили.
– Я подумала, что ты высокий, – сказала она потом.
– Ну, я высокий, – ответил я.
– Ты был похож на жеребёнка: состоял будто бы из одних конечностей. Казалось, ты в любую секунду можешь потерять равновесие. Мне это понравилось.
Я всё ещё не понимаю, почему ей это нравилось. Но я знаю – Дот всегда с подозрением относилась к развязной походке: «Как можно сказать, что человек искренний или полон фальши, если он всегда ведёт себя самоуверенно?»
Дот окинула меня быстрым взглядом и зашагала дальше своим решительным шагом. Она резко кивнула женщине за столом, а затем исчезла за углом, свернув в коридор.
Я же, напротив, направился к женщине. Та окинула меня подозрительным
Я много чего не спрашивал у людей.
– Привет, я Дэниел Левек. Ээ… Бадди, – сказал я.
Женщина продолжала смотреть на меня.
– Я, эм, я новый помощник и стажёр в художественном отделе.
Она не отрывала взгляда.
Кто-то похлопал меня по руке. Я оглянулся и нос к носу столкнулся с женщиной. Предположительно ей было около пятидесяти. Угловатое лицо обрамляли мягкие каштановые волосы. Шевелюра заканчивалась пышным завитком чёлки. Меж бровей залегла глубокая морщина, из-за которой казалось, что женщина была постоянно чем-то обеспокоена. Но в скором времени я узнаю: она всегда так выглядела.
– Ты Дэниел? – спросила она.
– Да, это я.
Женщина вытерла руку о фартук, который прикрывал её спереди, и протянула ладонь для рукопожатия. Её рука оказалась покрыта пятнами чернил. Равно как и кончики моих пальцев.
– Меня зовут мисс Ламберт. Я глава художественного отдела. Пошли со мной.
Я принял её ладонь. Мы пожали друг другу руки. Затем я последовал за мисс Ламберт по коридору, который вчера был тёмным и жутким. Сегодня же его ярко освещали гудящие лампы. Женщина отодвинула решётку лифта. Мы зашли внутрь. Закрыв за нами решётку, мисс Ламберт нажала на кнопку. Нас дёрнуло вверх. За всё время никто не проронил ни слова. Я этому совсем не противился. Меня нельзя назвать болтуном. Никогда таким не был. И никогда им не стану.
Определённо никогда не стану.
И это немного забавно.
«Юмор висельника» – именно так называет это явление Дот.
Так вот.
Меня также очень заинтересовал один момент: художественным отделом руководила женщина. Я немного размышлял над этим. Не думаю, что раньше удавалось видеть женщину, которая хоть чем-то руководила. За последние пару лет количество работающих женщин увеличилось. Я знал об этом – ведь мужчин не хватало из-за войны и всякое такое. Но чтобы женщина была начальником? Нет, такого я не встречал.
Я не понимал причины.
Лифт дёрнулся и замер. Мои зубы клацнули от неожиданной остановки.
Мисс Ламберт заметила и рассмеялась.
– Да, с ним такое бывает.
Она отодвинула решётку с лязгающим звуком. Мы вышли на этаже художественного отдела. Повсюду сидели художники. Каждый из них в своём уголке или закоулке склонился над столом и усердно трудился. Рабочее пространство было украшено рисунками и фотографиями. Вокруг царил организованный хаос. Мне это нравилось.
И ещё стояла полная тишина.
Я достаточно побывал в офисах в качестве курьера, чтобы знать о существующем там гуле разговоров и клацанье печатных машинок. Гул офиса напоминал шум города. Он был фоновым, почти успокаивающим звуком.
Но здесь единственным звуком, на котором получилось сосредоточиться, оказался шорох ручки по бумаге. Из-за этого я чувствовал себя так, словно любой звук с моей стороны станет помехой. Словно даже само дыхание звучало слишком громко. Может быть, мне не стоило дышать.
Мисс Ламбер не разделяла моих чувств.