Берег Александры
Шрифт:
Вдруг ее внимание привлёк новенький розовый бланк, лежавший поверх груды документов, вываленных на пол из папки. Она подняла его, стала изучать. Это было свидетельство о разводе, датированное концом октября. Ей стало жарко. Бедная девочка! Она даже не сказала об этом матери! Валентина Захаровна стала напряжённо вчитываться в каждое слово, не веря собственным глазам. Приняв твёрдое решение, она вернулась на кухню, тщательно умылась, заварила крепкий кофе и принялась за уборку. Откуда-то появилась энергия, захотелось закончить всё как можно скорее. Ничего, теперь она знает, как поступить. И, что бы ни случилось с дочерью, у неё есть внуки, их она никому не даст в обиду. Все вместе они обязательно дождутся Ксаночку, лишь бы только она осталась
…Свою работу Зоечка называла «службой». Именно так по старинке любую работу именовал ее отец – инженер-гидротехник. Он был уверен, что «служить» надо верой и правдой, от звонка до звонка, каждый божий день проявляя рвение, чтобы начальник обязательно похвалил. Тех же, кто работал на себя, он называл «спекулянтами и тунеядцами», презирая за некую долю свободы, которую им давал их статус.
Зоечка, как и отец, тоже была очень ответственной, но свою «службу» ненавидела и особого рвения не проявляла. Ей было нестерпимо скучно – одни и те же учебные планы, из года в год одинаковые разучиваемые произведения, ленивые студенты. Но изменить она ничего не могла, потому что не понимала, как это возможно – ее жизнь давно стала похожа на унылое путешествие по тоннелю с однообразными серыми стенами, в котором не было ни боковых ходов, ни изгибов.
В этот вечер Зоечка вернулась с работы ровно в шесть. Как всегда, на пороге двухкомнатной хрущёвской квартирки ее встретил Бегемот – огромный чёрный котище с ярко горящими янтарными глазами. Он тут же начал энергично тереться о ноги, подталкивая уставшую хозяйку мощным телом к стене, требовательно заорал, обнажая пожелтевшие от старости клыки и ярко-розовую пасть.
– Сейчас, моё солнышко ненаглядное. Дай мамочке вымыть руки. Мамочка будет кормить любимого мурзилочку.
Бегемот, задрав хвост, потрусил за ней в ванную и завопил ещё более истошно. Эти вопли повторялись изо дня в день уже восемь лет, но для Зоечки они были слаще ангельского хора. Она мыла в ванной руки, шла на кухню, открывала холодильник, доставала Бегемоту еду, слегка подогревала в микроволновке – от ее гудения котище успокаивался, начинал вылизывать шерсть, тёрся о ножки стола – так что стол сдвигался с места, – оглушительно мурлыкал. В тесной кухоньке сразу становилось шумно, весело. Зоечка ставила на пол миску, кот ел, потом бежал в туалет оправляться, после чего гордо шествовал в комнату с телевизором и устраивался спать в старом громоздком кресле в стиле ампир. После кормления любимца Зоечка принимала душ, готовила себе скромный ужин, неторопливо ужинала, переодевшись в выцветший банный халат, шла в комнату смотреть телевизор, часто засыпала прямо в кресле. Других развлечений у неё не было.
Всего неделю назад ей исполнилось тридцать восемь лет, свой день рождения она не отмечала.
Поздний ребёнок, Зоечка всю свою молодость посвятила стареющим родителям, похоронила их в один год, как раз на своё тридцатилетие. И совсем было затосковала в глухом одиночестве, если бы соседка не пристроила ей Бегемота, которого той навязали сын с невесткой, уехавшие за границу работать. Лишённый любимых хозяев, пятилетний кот вёл себя отвратительно. Он сдирал когтями обои и обивку мебели, гадил на коврах и в обуви, воровал еду, шипел и выпускал когти. Соседке посоветовали его кастрировать, но и это не помогло. Кот оставался неуправляемым, а усыпить такого красавца было жаль. Да и что сказать сыну, который каждый раз при разговоре по скайпу просил его показать?
После похорон отца Зоечки соседка решила ее проведать – вроде сорок дней уже прошло, но совсем на улице не показывалась, не заболела ли? Наглый Бегемот увязался следом. И тут случилось невероятное. Увидев поникшую Зою, котище подбежал к ней, стал активно тереться о ее лодыжки, громогласно замурлыкал. Все трое прошли в комнату, расселись – Зоя в раритетное кресло, соседка на продавленный диван, а кот неожиданно грациозно вспрыгнул на Зоечкины колени и тут же, утробно мурча, уснул, свесив с одной стороны хвост и лапы, с другой – голову.
Соседка от изумления даже заикаться стала:
– З-зоечка! Да что такое с животиной? Первый раз вижу! Ты же вроде ник-когда кошек не держала…
Совершенно убитая похоронами отца, умершего от инфаркта вслед за матерью, Зоя впервые за эти бесконечные сорок дней вдруг почувствовала тепло. Ставшая привычной пустота заполнилась кошачьим мурлыканьем, горячий лохматый бок приятно согрел колени, сделалось спокойно. Соседка начала задавать дежурные вопросы: как здоровье, хватает ли еды, как дела на работе. Зоечка отвечала однозначно. Ей было хорошо с Бегемотом на коленях – так хорошо, что не хотелось ни о чём думать и, тем более, разговаривать. Зоя уже забыла, как это бывает, когда так хорошо…
Соседка, повздыхав над несчастной сиротой, вдруг спохватилась, засобиралась к себе.
– Бегемотик, кыс-кыс-кыс, пойдём, – и, тяжело выпроставшись из недр старого советского дивана, протянула к коту натруженные руки.
Но кот, будто и не было никакого животного блаженства на Зоиных коленях, внезапно ощерился и царапнул хозяйкино запястье выпущенным когтём.
– Бегемот, ты что? – Зоя погладила его за горячими ушами, кот моментально спрятал когти и снова, расслабившись, громко замурлыкал.
– Что это с ним? Вот дурак какой! – соседка испуганно забормотала, рассматривая руку, царапина оказалась незначительная, без крови. – А знаешь, Зоечка, я хочу спросить… – соседка, измаявшись от навязанного ей детьми нахального животного, пыталась подобрать убедительные слова, – может он, того… поживёт у тебя пару дней? А я пока к сестре в деревню смотаюсь, проведаю, – она заискивающе улыбнулась.
– Да пусть поживёт…, – Зоя впервые за все это время улыбнулась в ответ.
– Но он… того… обои рвёт, паршивец, и… гадит, где ни попадя.
– Да пусть хоть кто-то гадит. А то совсем тяжело одной. Не волнуйтесь, я за ним буду хорошо смотреть.
Так Бегемот стал собственностью Зоечки и довольно быстро избавил ее от депрессии.
В этот зимний вечер дел не было. Зоя решила перебрать книги и вытереть в серванте пыль – всё же занятие. Бесполезные хрустальные бокалы, в своё время любовно собранные матерью в приданное дочери, давно потускнели, утратили алмазный блеск. Их она решила не трогать и вытащила с нижней полки сложенные в четыре ряда книги, разложила стопками на ковре.
«Надо половину выкинуть, а лучше – все. Вместе с бокалами».
Внезапно ее руки нащупали знакомый фотоальбом в кожаном переплёте. Детство, школа, смеющиеся родители… Они очень любили друг друга, но детей не было. Внезапная беременность наступила в совершенно невероятном возрасте. Маме было сорок восемь, папе пятьдесят четыре. Долго решали, жить или не жить Зоечке. Пока думали, избавляться стало поздно. Детство и школьные годы были благополучными, богатыми, весёлыми. Родители души в ней чаяли, позволяли абсолютно всё. Но почему-то так вышло, что избаловать ее не удалось: не было в любимой дочке ни спеси, ни хвастовства, ни эгоизма. Зоечка отличалась от сверстников какой-то особой созерцательной медлительностью, будто постоянно о чём-то напряжённо размышляла. Ее трудно было задеть, вывести из себя, рассмешить или довести до слёз – казалось, она была не способна быстро и правильно реагировать, пребывая в собственном параллельном мире. Именно поэтому она сторонилась шумных компаний, не успевая за их сумасшедшим ритмом общения. Одноклассники обходили ее стороной, между собой называя «отмороженной», но Зоечку это никак не задевало. К тому же, будучи отличницей, она охотно давала всем списывать, и это примиряло с ней нетерпимых одноклассников. И только непоседливая Шурочка, обнаружив в Зоечке благодарную слушательницу своих фантастических историй, составляла ей компанию на переменах, шла с ней после школы домой, помогала на субботниках.