Берег бесконечности
Шрифт:
Последний сбор неформальной дискуссионной группы Шейела случился за два дня до диплома. Это был прощальный сбор, студенты принесли сувениры для обмена, а Шейелу дали медаль с надписью ЗА НЕОСЛАБНУЮ АДЕКВАТНОСТЬ. Обыгрывалось его утверждение о том, будто стандарты группы настолько высоки, что даже адекватность — уже достижение.
Дом был построен из камня и стекла в стиле лесной усадьбы, с садом на крыше и большим эркером, выходящим сельскую дорогу. Над восточным крылом господствовал портик, сзади располагался
Она вспомнила, как стояла у бассейна на последнем собрании и пила лимонад — странно, какие мелкие детали застревают в памяти — с Шейелом, еще одним преподавателем и несколькими студентами, и разговор как-то перескочил на прискорбное состояние истории человечества: бесконечный калейдоскоп крови, отчаяния, коррупции, упущенных возможностей, угнетения, а зачастую — самоубийственной политики. И Шейел высказался по поводу того, что считал коренной причиной:
Есть обратная зависимость между властью, которой обладает человек, и уровнем функционирования его разума. Человек ординарного ума, приобретая власть любого рода, приобретает преувеличенное представление о своих способностях. Возле него собираются подхалимы. Решения перестают подвергаться критике. А возможности вмешиваться в жизнь других растут, и склонность это делать укрепляется. В конце концов получается Людовик Четырнадцатый, считавший, что сделал Франции много добра, хотя оставил после себя разрушенную страну.
Открылась дверь, и вышел Шейел. Посмотрев вверх, он помахал снижающемуся такси. Ким помахала в ответ. Флаер сел на площадку, и Шейел подошел подать ей руку.
— Рад тебя видеть, Ким, — сказал он. — Словами не передать, как я тебе обязан.
— Я рада была помочь.
Они стояли на ярком солнце, разглядывая друг друга. Шейел был одет в темно-синюю свободную рубашку с длинными рукавами и светло-серые штаны. Ким обратила внимание на бледность, которой на виртуальных изображениях не было заметно.
Такси улетело.
— Какие у тебя планы на этот день? — спросил он. — Можно тебя соблазнить остаться к ужину?
— Это очень мило с твоей стороны, Шейел, — сказала она. — Я бы хотела, но у меня напряженный график.
— Жаль, — сказал он, пропуская Ким в дом.
Она не помнила деталей обстановки, но книжные полки вдоль стен были на месте, и все те же стеклянные двери вели во внутренний двор. И в деревянной раме все та же копия Главного Листа, принципы которого легли в основу Устава правления.
— Я как раз вспоминала времена, когда ты нас тут собирал, — сказала Ким.
Он, казалось, был озадачен, и Ким было решила, что он забыл, как был открыт его дом для студентов.
— Да, — ответил он после паузы. — Сейчас я этого уже не делаю.
— Жаль, — сказала Ким. — Это было очень интересно.
— Сейчас приняли правила, которые запрещают собрания вне кампуса. — Шейел пожал плечами, оставляя тему. — Что прикажешь тебе налить?
Ким выбрала красное вино, и они ушли в кабинет Шейела.
— Мне жаль, что мы так мало выяснили о Йоши, — сказала она. — Полицейские сказали, что будут этим заниматься, но, как я уже говорила, я в этом далеко не уверена.
Она не поняла, что он смешал для себя. Цвет был лимонный, а пахло мятой.
— Я вполне понимаю, Ким. Ты что-нибудь узнала о своей сестре?
Она задумалась, не зная, как это сказать. Что-то, конечно, узнала.
— Нет, — сказала она. — Никаких следов.
— А как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Я читал репортажи, ты чуть не погибла.
— Да, это было приключение, — согласилась она.
Он поднес бокал ко рту.
— Мы всегда гадали, то ли Йоши была как-то ранена, то ли заблудилась — кто знает?
В кабинете были два ее портрета в рамах: на одном ребенок лет четырех стоит в патио, держа Шейела за руку. На второй, выпускной фотографии, девушка была во всей своей элегантности.
— Не знаю, утешение это или нет, — сказала Ким, — но она, по всей видимости, погибла сразу.
Предварительный отчет полиции еще не был составлен, и Ким не знала, страдала ли Йоши перед смертью. Но сказать такое все равно было уместно.
Шейел поглядел влажными глазами.
— Ужасно, когда так резко прерывается молодая жизнь.
Ким ничего не сказала.
Он посмотрел пристально:
— Я полагаю, ты вряд ли прилетела просто меня проведать. Что ты хочешь мне сказать?
Она ответила таким же пристальным взглядом:
— Сначала я хотела бы задать вопрос.
Он наклонился к ней.
— Когда ты впервые ко мне с этим обратился, ты сказал что в долине Северина что-то бродит на свободе. И если я в этом сомневаюсь, то могу туда поехать и провести там несколько часов.
— Да, вероятно, я что-то в этом роде сказал.
— Кажется, ты сказал, после заката.
— Я не помню разговора в подробностях.
— «Я это чувствовал. Поезжай посмотри сама. Но не езди одна». Вот что ты сказал.
— Согласен.
— Я это сделала, Шейел.
По комнате прошел холодок.
— И?..
— Ты был прав. Там что-то есть. Что ты об этом знаешь?
— Только то, что там что-то гнетущее. Пару раз я видел огни в лесу. Но ничего такого, что можно подержать и пощупать. — Он опустил глаза. — Высказывались мнения, что именно поэтому люди оттуда уезжали.
— А как они могли остаться? — спросила Ким. — Ведь плотину разрушили?
— Ее решили не восстанавливать именно потому, что люди покидали деревню. — Шейел полузакрыл глаза. — Тут богатая история. Посмотри в любом источнике. — Он подошел к полкам и снял несколько книг, постучал пальцами по одной из них, с серой обложкой и картинкой, изображающей освещенный луной призрак. — Особенно рекомендую вот эту: Кэтрин Клайн, «Призраки Северина».
Призрак не имел ничего общего с видением, которое предстало Ким.