Берег другой жизни
Шрифт:
«Открой глаза и уши и не верь всему, что он говорит. Мужчины обожают сочинять красивые сказки и горазды на обещания, а выполняют ли они их?» – строго увещевал голос разума.
«Я хочу еще раз очутиться рядом с ним, утонуть в объятиях и проверить, действительно ли от прикосновения его теплых рук мое тело пронзает электрическим током или мне в прошлый раз показалось?» – стучало нетерпеливо сердце.
Глава 3 Сказка в реальности
«Хочу забрать тебя туда, где исполняются сокровенные и тайные мечты, – в страну любви, где все поет и сияет от счастья, где нет хмурых, печальных, недовольных лиц, нерешенных проблем и неотложных дел, где днем всегда светит солнце, а ночью луна и звезды качают на волнах радости и поют колыбельные песни. Я заберу тебя, моя любовь, туда, где ты никогда не была – в сказку, где твой король будет выполнять все, что ему прикажешь ты – его королева, где будем только ты, я, наши желания и мечты», – звенела разбушевавшаяся фантазия, а оглушительный стук нетерпеливого сердца раздавался, кажется, даже за окнами машины. Это нельзя сказать Анне по телефону – тут требовалась интимная обстановка, но душа ликовала от предвкушения счастливых минут.
– Бог мой! – неожиданно вырвалось наружу громкое восклицание и мгновенно спустило с небес на землю. Одновременно вцепившись в руль и нажав на тормоза, я успел резко притормозить из-за внезапно вильнувшей с соседней полосы маленькой юркой машины. Молниеносная реакция спасла нас от неминуемой аварии. Увидев зеркале заднего обзора пустую полосу, я с облегчением вздохнул и только тогда позволил себе немного расслабиться. «Нужно быть осторожнее, а то сам до сказочной страны не доеду», – усмехнувшись, я постарался направить мысли в другое русло и стал более внимательно следить за дорогой.
Когда приходится ехать много часов подряд по автобану – скучнее занятия не придумаешь. Внимание притупляется, спасает только быстрая реакция хорошего водителя. Радио слушать не хочется, о работе все передумано, что остается делать оставшиеся пару часов? Вольно или невольно продолжаешь размышлять.
Не узнаю себя в последнее время, в последнюю неделю. Когда же романтика взяла верх над прагматизмом? Это абсолютно на меня не похоже и совсем не мой стиль. Воспитываясь в строгости и послушании, в детстве я чрезвычайно уважал и побаивался вечно занятого и неулыбчивого отца. Старший сын, я становился естественным преемником семейных традиций. Отец хотел видеть меня спартанцем: закаленным, сильным, самостоятельным, но одновременно послушным его воле. Мне не позволялось жаловаться на ушибы, раны и боль, которые сопровождают растущего ребенка. Мама, пытаясь приласкать и пожалеть меня, получала строгие взыскания: «Не балуй мальчишку, он должен вырасти не маменькиным сынком, а настоящим мужчиной – это его долг!»
Годы спустя родились средний брат, а затем младший, у отца стало меньше времени на нравоучения и воспитательные экзекуции. Минуты свободы, которыми я урывками наслаждался, освобождение от гнета повсюду проникающего отцовского взгляда, давали ощущение взрослости, самостоятельности, независимости. Так думал я тогда, с годами невольно осознав другое: заложенный в детстве фундамент подчинения строгим правилам воспитания и следования традициям не дает свободно вздохнуть до сих пор.
Мне посчастливилось унаследовать густой отцовский голос, его походку, вдумчивость в делах, серьезность и уравновешенность. Я – преуспевающий бизнесмен, имею взрослых дочерей, которым дал прекрасное образование, две из них помогают мне в бизнесе. Будучи прагматиком, я решал и решаю рабочие и семейные вопросы с точки зрения здравого смысла и привитых традиций. Мне все удавалось до печальной истории с разводом, после которой я полностью ушел в работу, не изменив, впрочем, характеру. И вот теперь все встало с ног на голову: я пою по утрам, ловлю постоянно на чувстве, что мне хочется обнять земной шар – настолько переполняет нежность, улыбаюсь абсолютно без причины, что может, бесспорно, навести на мысль, а все ли в порядке у меня с головой. Вопреки желанию я позволяю отпускать шуточки с рабочими, которые, никогда не видя шефа открытым и веселым, пожимают плечами и ломают голову, что же случилось.
Сколько себя помню, я не разрешал никаких шуточек или откровений по поводу сферы ниже пояса. Строгое католическое воспитание не позволяло не только говорить, но и думать об этом. В родительском доме такие разговоры пресекались, а другие источники информации были закрыты или неинтересны. Годы семейной жизни мало изменили мой характер. На дружеских вечеринках я также не склонен был к подобного рода шуткам или высказываниям. Моя супруга же находила смешными разговоры на подобные темы. Когда мы собирались на традиционные вечеринки в кругу друзей, она пыталась вывести меня на нравившуюся ей орбиту разговора, считая, видимо, забавным обсуждать размеры полового органа мужа и спрашивая всех, где же можно его увеличить, сколько бы это могло стоить и прочий вздор. Ни в коем случае не поддерживал я подобных пересудов, и когда мы оставались одни, просил о том же. Не понимая, что неправильного сделала, моя красивая куколка, округлив удивленные глаза, обиженным тоном говорила, что это шутка, никто и не собирается измерять мое сокровище, маленькое оно или большое. На такие заявления у меня аргументов не находилось, это слишком примитивно. Все меньше мне нравились подобные встречи, и я стал по возможности избегать их, не в состоянии совсем отказаться. Жене нужно было, в конце концов, где-то показать новые платья и драгоценности. Когда любишь – многое прощаешь, а на остальное закрываешь глаза.
Сейчас же я готов обсуждать в деталях прошедшую в любовном угаре ночь, задавать нескромные (на мой взгляд) вопросы, предлагать свои (в разумных пределах) варианты любовных откровений. Я попытался оценить ситуацию, в которой оказался, более или менее объективно, но потом подумал: надо ли? Одно стало понятно: моя душа, мое эго, которое столько лет было заперто в темном, глухом и мрачном подвале ограничений, запретов и унижений, выпущено теперь на волю. Неожиданно яркими красками заискрилась доселе малоизвестная сила фантазии, освобождая речь от привычных штампов и ненужных междометий. Язык обрел непривычную легкость, выталкивая наружу фонтаны искрящейся тонким изяществом речи. Появилась потребность говорить стихами, которые неожиданно складывались в голове. Смешные, неумелые, порой с так и не найденной рифмой, они толпились и толкались у закрытой двери, за зубами, нетерпеливо переминаясь с одной строчки на другую, и, постоянно путаясь в них, ждали своего часа. Тело не знало усталости, я не чувствовал его, летая, как на крыльях. Не испытавший такого огромного счастья, как я, нашедший свою судьбу, не сумеет понять моих чувств.
Мне не приходило в голову спросить или просто понаблюдать, какие чувства испытывает объект моего вожделения. Почему-то я был уверен, что она счастлива, как и я.
Счастье так же, как и горе, застилает глаза.
По пути к возлюбленной я остановился у цветочного магазина, где неделю назад покупал розы. К сожалению, красных роз, отвечающих моему представлению о цвете любви, не нашлось. Я попросил составить букет белых роз с подходящим зеленым оформлением. Приближаясь к дому Анны, я не мог сдержать улыбки. Еще не зная, что скажу при встрече, я точно знал, что за пару дней, прошедшие со дня знакомства, очень по ней соскучился. Когда я поднимался по лестнице к заветной двери, навстречу спускалась пожилая женщина, живущая, видимо, в доме. С любопытством она оглядела меня, поздоровалась первой и, остановившись, проговорила:
– Никогда не видела здесь никого с шикарным букетом. Не к моей ли новой соседке этажом выше вы идете?
Я предпочел промолчать, не вступая в разговор с незнакомым человеком, и, улыбнувшись вместо ответа, пошел дальше. Эпизод не испортил лучезарного настроения, но заставил подумать: «Я предложу возлюбленной дом, какой она захочет, свободный от любопытных соседей, задающих ненужные вопросы. Не хочу посторонних глаз, наблюдающих за моим счастьем!» На этой решительной ноте я подошел к приоткрытой двери, за которой меня ждали.
Первое, что я увидел, слегка толкнув дверь, – распахнутые в ожидании глаза. Я хотел поприветствовать женщину, к которой так стремился, о которой столько мечтал, сказать ей об этом, но на меня напало детское озорство. Две совершенно глупые строчки, которые нельзя назвать стихами, возникшие в голове в машине, неожиданно прорвались наружу.
– Во-первых, здравствуй. Во-вторых, спасибо за стихи, они отвечают моему настроению, – услышал я в ответ от Анны, отдавая ей букет. – Ты, оказывается, не только романтик, но и поэт! – С видимым удовольствием Анна приняла цветы и поблагодарила, на секунду спрятав в них лицо.