Берег тысячи зеркал
Шрифт:
Я могла сказать ему, что чувствую, и могла объясниться. Но взамен, сказала: "Прости…" Извинилась и ушла. Конечно, после такого он не стал бы вести себя, как дурачок. Потому был холоден. Потому не подпускал, и старался не смотреть в мою сторону.
Он думал, что я снова решу уйти.
За мыслями не замечаю ничего. Я больше не боюсь того, что над головой темнеет небо, и с каждым часом лесной пожар подбирается все ближе к расположению. Все силы бросаю на то, чтобы помочь успокоить людей. Их слишком много. Такого столпотворения испуганных до полусмерти людей я не встречала никогда.
Мы
Они спокойно ждут.
Осматривая то, как люди послушно сидят на берегу у скал и слушают Юмая, я на миг останавливаюсь. Вот только что бежала, чтобы помочь доктору Чену в медблоке и успокоить родственников раненых, а сейчас замираю. Всего на несколько секунд встаю на тропинке, по которой рваными потоками бежит дым, и сама нахожу покой от картины напротив.
Юмай с улыбкой что-то рассказывает, а дети смеются. Родители держат их рядом и тоже улыбаются. Странный старик своими суевериями закрывает глаза их страху так легко, что подобное восхищает. Они даже не поднимают взгляд на то, что происходит перед ними. Не замечают, как из кратера вырывается все больше пепла, как горит половина острова, и как страшно звучит гул камнепада.
Остров стонет и воет. Он их дом, и он рушится, но эти люди спокойно внимают байкам странного старика так, будто ничего не происходит.
Вера действительно способна творить чудеса.
Пусть эта вера беспочвенна, пусть нет никакого бога внутри горы, пусть этот шаман просто сказочник. Дело в другом.
Когда человек верит до конца хоть во что-то, он способен выдержать все. Способен перенести любую боль, страх и отчаяние.
Я должна поверить Сану.
Вот, где моя ошибка, и почему я едва не погибла, едва не потеряла себя, после трагедии Алексея. Я не верила ни ему, ни в то, что он встанет на ноги. Во мне не было настоящей веры, что мое завтра будет другим. Я застряла в одном моменте того сегодня, и жила в нем даже, когда встретила Сана.
Да, я изменила свою жизнь, стала сильнее, добилась всего и реализовалась.
Но не обрела до сих пор никакой веры. А надо бы ее найти, эту веру. Ведь каламбур в том, что я — Вера, так и не отыскавшая, во что верить.
Возвращаясь к реальности, слышу рев двигателей. Он настолько громкий, что оглушает. Пока я добегаю до казарм, садится первый самолет. Это гражданский борт. Первый из тех, о которых говорил Сан.
Быстро возвращаюсь в модуль к медикам. Доктор Чен почти валится с ног, но все равно стойко успокаивает людей. Я киваю ему и хватаю первую каталку с мужчиной. Рядом с нами бежит его жена вся в слезах. Она тихо плачет, и держит мужа за руку. Наши взгляды встречаются, и я ободряюще ей улыбаюсь.
— Помощь уже здесь. Скоро вы улетите. Все… будет в порядке.
Возможно, она не понимает моих слов, но в ее глазах появляется надежда. Она там, потому что мои действия вселили ее в женщину.
Двигаясь по коридору, который обеспечивают оставшиеся военные, мы почти бежим к самолету. Поскольку борт пассажирский, поднять людей по трапу невозможно. Его нет. Военные подвозят вместо него кран, который используется для водонапорной башни. В таких условиях посадка замедляется. Люди паникуют, а следом начинается давка. Я не замечаю того, как едва не попадаю в гущу объятой страхом и ужасом толпы. Люди рвутся к крану, и еще немного и разнесут его.
В последний момент, перед падением на землю, ощущаю крепкую хватку. Сан выдергивает меня из толпы, вжимает в грудь лицом, и стреляет в воздух. Каждый выстрел оглушает и вынуждает вздрогнуть всем телом. Воцаряется полная тишина, в которой люди замирают в еще большем ужасе.
— Немедленно успокоиться. Прекратить панику и встать в живую очередь. Выполнять. Иначе отсюда не улетит никто.
Все молчат, но следом, все же слышатся басовитые и возмущенные выкрики из толпы. Люди снова толкаются, пытаясь пробраться сквозь измученных военных.
Сан опять стреляет, и на этот раз его голос звучит настолько громко и холодно, что я немею. Цепляюсь за ткань его формы, и вонзаю в нее ногти.
— Следующий выстрел на поражение. Стоять на своих местах и ждать посадки. Взвод.
— Есть, — звучит слаженный хор голосов.
— Разрешаю открывать огонь на поражение в каждого, кто попытается устроить беспорядок. На территории расположения введено военное положение. Либо вы подчиняетесь нам, и мы вас эвакуируем. Либо покидайте периметр расположения, и спасайте себя сами. Устраивать беспорядок и хаос во время спецоперации я не позволю. Следующий раз, может стать последним для того, кто осмелится напасть на женщин и детей, препятствуя военнослужащим. Первыми на борт поднимаются раненные, дети и женщины. Мужчины остаются ждать. Вне зависимости от возраста.
Один из мужчин вырывается из толпы, и продолжает кричать. Островитяне пытаются его успокоить и объяснить слова Сана. Я поднимаю взгляд, отвожу его в сторону, а Сан чеканит, возводя курок и направляя оружие на бледного испуганного человека.
Какой силой и хладнокровием нужно обладать, чтобы сохранять такое спокойствие, когда целишься в живого человека?
Он не убьет его. Я знаю это. Пугает, чтобы привести в чувство. Однако, это все равно заставляет стыть кровь в жилах.
— Не испытывайте мое терпение, аджосси *(мужчина). Все улетят в ближайшие два часа. Переведите ему. Пусть успокоит своих друзей.
Толпа стихает, люди успокаиваются, а я поднимаю лицо и встречаю слишком темный взгляд. Подобный леденящий холод, я замечаю в глазах Сана не просто впервые. Я не видела такого ни в одном взгляде.
— Пошли, — он тянет меня, сквозь коридор обратно.
Позади продолжается посадка, а в небе слышится новый рев двигателей. С дрожью делаю глубокий вдох, и вижу вдалеке еще один самолет. Взгляд притягивает к вулкану.
Выбросы все больше.
— Сан, времени почти не осталось. Я ошиблась, — признаю, что мои расчеты были не верны.