Берег тысячи зеркал
Шрифт:
Но это длится недолго.
— Вера-ши. Вера. Вера-ши.
Я вздрагиваю всем телом, и осматриваюсь. Людей так много, что не сразу замечаю в толпе знакомую женщину. Она смотрит с таким ужасом во взгляде, будто я призрак. Жена Джеха изменилась за эти годы. Если бы не то, что она зовет меня по имени, я бы никогда не признала в ней Кан Мари.
— Кан Мари? — быстро встаю, и вытираю лицо.
Женщина стремительно обходит толпу на своем пути, а оказавшись рядом, замирает, смотря прямо в глаза.
Я словно в зеркало заглядываю… Господи, я уже видела такой взгляд.
— Вера. Джеха? Он… Ты же корейского не знаешь. Небо, как же мне… — она едва дышит из-за слез.
— Он улетел за Саном, Кан Мари, — отвечаю ломано, а женщина замирает тут же.
— С ним все в порядке. С ним все хорошо. Теперь надо только ждать.
Кан Мари крупно дрожит, ее крохотное лицо искажают слезы, а я впадаю в ступор.
Как же больно на нее смотреть. Неужели, я выглядела когда-то так же? Неужели, я чувствовала такое отчаяние, что не слышала никого?
Она ведь не верит. Смотрит в глаза, а я вижу, что думает, будто это обман.
— Джеха жив, Кан Мари. Всех этих людей спас твой муж, — уверено осекаю ее истерику, а заглянув снова в глаза, тяну на себя.
Кан Мари замирает всего на несколько секунд. Кажется, у них не приняты такие порывы, потому женщина реагирует непривычно. Стоит неподвижно, и продолжает плакать. Однако, как только, я обнимаю ее крепче, Кан Мари обхватывает меня руками, и отвечает таким же теплом.
— Они вернутся. Нужно верить, Кан Мари-ши. Нужно верить…
Говорю, а пытаюсь убедить и себя в этом. Появление женщины помогает не сойти с ума в одиночестве. Мы садимся на места для ожидания, держимся за руки и молчим. Я сжимаю ее руку, чувствуя, как Кан Мари дрожит всем телом. Она то и дело отвечает на текстовые сообщения, а следом опять тихо всхлипывает.
— Он ведь даже ни разу не видел Джина. Ни разу. Это какой-то страшный сон.
— Джина? — я хмурюсь, а Мари сразу светлеет в лице, и улыбается сквозь слезы.
— Наш малыш. Ему всего два с половиной месяца.
Я ошарашено осматриваю Кан Мари, а она быстро приходит в себя, и поворачивает ко мне экран сотового.
— Вот он. Это наш мальчик, — шепчет, а я дышать не могу.
Смотрю на улыбчивого малыша, и не могу отвести взгляд.
— Как же ты… здесь? А кто…
— Мама, — она быстро отвечает. — Я не могла иначе. Не могла, потому что чувствовала, что с каждой минутой схожу с ума. Как только услышала об извержении, показалось, что пол под ногами плывет. Я едва выехала. Хорошо, что полковник… Их командир помог. Он просил не делать этого, но я настояла. Настояла. Я знаю, что не должна была… Знаю.
— Ты все сделала правильно, — перебиваю Кан Мари, и тихо продолжаю: — Скоро Джеха увидится с ним. Все будет в порядке.
Я бережно сжимаю ее крохотные пальцы, а женщина вдруг произносит:
— Я знала, что снова встречу тебя. Почему-то, я знала это.
Она поднимает взгляд и так пронзительно всматривается в глаза, что я на миг торопею.
— Так не смотрят друг на друга, если ничего не чувствуют. Я знала, что увижу тебя опять, еще после твоего появления в Намчхоне. Наверное, мои извинения поздние. У нас и не принято приносить их сразу, Вера. Потому я скажу это сейчас. Видимо, пришло время. Прости, возможно, тогда, я задела твои чувства. Или кто-то из наших друзей и знакомых. Ты необычная, странная, и нам было непривычно. Я боялась… тебя.
— Боялась? — мои брови взлетают вверх к макушке. — Как это… боялась?
— Ты чужая, фактически незнакомка, которую он привел в дом. Сан… Пойми, мы привыкли, что после смерти Бон Ра, он не воспринимал отношения всерьез. Он закрылся так глубоко в себе, что когда я увидела тебя, даже не поверила глазам. Решила, будто он спятил, и привел белую замужнюю женщину в свой дом. Но потом… Я увидела вас. Вместе с Ханной у ее мозаики. Притаилась за забором, и наблюдала за тобой. Ты открылась для меня с совершенно другой стороны. Ты… смотрела на Ханну, как на свою дочь. Это выглядело так… необычно, и так красиво. Правильно. Но потом ты уехала, и Сан будто опустел полностью. Не бросай его больше. Если есть возможность, если ты можешь быть с ним… Оставайся, Вера. Оставайся, тебя никто не обидит. Легко не будет. Наши люди трудно принимают чужих, но у тебя будет не только Сан. Я даю слово, Вера. Если… они вернутся…
Ее голос стихает, а выражение лица меняется.
— Вернутся, Кан Мари. Они вернутся, и я останусь. Я… останусь.
Она вскидывает взгляд, и так открыто улыбается сквозь слезы, что этот момент навсегда отпечатывается в моей памяти.
Отпечатывается, как мгновение, предшествующее другому.
Возню в конце терминала, я замечаю не сразу. Когда часть спасателей спешно покидает огромный зал, мы с Кан Мари немедленно вскакиваем на ноги.
Перехватив первого же парня в желтой жилетке, чеканю:
— Что происходит?
Он пытается вырваться, но я хватаю его сильнее и тяну на себя.
— Что происходит?
Кан Мари рядом бледнеет так стремительно, что я усиливаю хватку, а парень, в шоке, быстро тараторит на едва различимом английском:
— Приводнение. Они садятся на воду. На побережье. Не долететь. Времени не быть. Пустить меня немедленно.
Разжимаю пальцы, а по спине бежит такой леденящий озноб, будто смерть в затылок дышит.
— При… Приводнение? Что это? Что… Как приводнение? Зачем на воду?
Видимо, даже Кан Мари понимает весь ужас ситуации. Хотя мы далеки от полетов, ясно и так, что это не просто трюк из американской киношки. Транспортник — огромная машина на четырех двигателях. Такой самолет весит столько, что приземлить его на воду почти невозможно. На борту не меньше двухсот оставшихся на острове человек, а значит, он несет дополнительный вес.
— Господи… — шепчу, а Кан Мари хватает меня за руку и тянет за спасателями.
Поскольку у нас есть документы, мы в состоянии беспрепятственно покинуть здание аэропорта. Но как заставить этих людей взять нас с собой? Пробираясь сквозь толпу мужчин, я нахожу взглядом того, кто ими руководит. Он тут же хмуро встречает нас, а начав что-то кричать на дикой помеси звуков, гонит прочь.