Берег Утопии
Шрифт:
Бакунин (возбужденно). Забудь ты о французах. Польская независимость – вот единственная революционная искра в Европе. Я прожил здесь шесть лет, я знаю, что говорю. Между прочим, я бы купил сотню винтовок, оплата наличными.
Сазонов шикает на него. Входит слуга. Он что-то шепчет Бакунину.
Извозчик не может больше ждать. Одолжишь мне пять франков?
Герцен. Нет. Нужно было идти пешком.
Тургенев. Я заплачу. (Дает пять франков слуге, который уходит.)
Белинский. Не пора еще?
Сазонов.
Герцен. Скажи на милость, а что сделали вы все? Или ты думаешь, что сидеть целый день в кафе Ламблэн, обсуждая границы Польши, – это и есть дело?
Сазонов. Ты забываешь наше положение.
Герцен. Какое еще положение? Вы свободно живете здесь годами, изображаете из себя государственных деятелей в оппозиции и зовете друг друга розовыми попугайчиками.
Сазонов (в бешенстве). Кто тебе проговорился о…
Герцен. Ты.
Сазонов (в слезах). Я знал, что мне ничего нельзя доверить!
Эмма. Parlez francais, s'il vous plaоt! [32]
Бакунин (в знак поддержки обнимает Сазонова). Я тебе доверяю.
Hатали. С Георгом все в порядке?
Герцен. В жизни не видел человека, который был бы в большем порядке.
Натали идет к Георгу и Эмме.
32
Говорите по-французски, пожалуйста! (фр.)
Бакунин (Герцену). Не заблуждайся насчет Георга Гервега. Его выслали из Саксонии за политическую деятельность.
Герцен. Деятельность? У Георга?
Бакунин. Кроме того у него имеется то, что требуется каждому революционеру, – богатая жена. Больше того, она ради него на все готова. Однажды я наблюдал, как Маркс битый час объяснял Георгу экономические отношения, а Эмма все это время массировала его ступни.
Герцен. Ступни Маркса? Зачем?
Бакунин. Нет, Георга. Он сказал, что у него замерзли ноги… Кажется, другие части тела ему согревает графиня д’Агу.
Натали (возвращаясь). Вот что такое настоящая любовь!
Герцен. Ты упрекаешь меня, что я не позволяю нянчить себя, как ребенка?
Натали. Никакой это не упрек, Александр. Я просто говорю, что на это приятно смотреть.
Герцен. На что приятно смотреть? На ипохондрию Георга?
Натали. Нет… на женскую любовь, преодолевшую эгоизм.
Герцен. Любовь без эгоизма отбирает у женщин равенство и независимость, не говоря уж о других… возможностях удовлетворения.
Георг. Emma, Emma…
Эмма. Was is denn, mein Herz? [33]
Георг. Weiss ich nicht… Warum machst du nich weiter? [34]
Эмма снова начинает массировать лоб.
Натали (понизив голос, обращаясь только к Герцену, как при личной беседе). Это бездушно так говорить.
Герцен. Мне нравится
Натали (сердито). Идеальная любовь не предполагает отсутствие… Или ты это и хотел сказать?
33
Что, мой драгоценный? (нем.)
34
Не знаю… Почему ты остановилась? (нем.)
Герцен. Что именно?
Натали. Это возмутительно намекать, будто Георг не способен… удовлетворить женщину.
Герцен (уколот). Наверняка способен, говорят, она графиня.
Натали. Понятно. Ну, если это всего лишь графиня…
Она внезапно выходит из комнаты, оставляя Герцена в недоумении. Белинский стоит на коленях на полу над одной из купленных игрушек, головоломкой из плоских деревянных фигурок. Бакунин громко просит внимания.
Бакунин. Друзья мои! Товарищи! Предлагаю тост. Свобода каждого – это равенство для всех!
Происходит слабая принужденная попытка повторить его слова и присоединиться к тосту.
Герцен. Что это значит? Это же бессмыслица!
Бакунин. Я не могу быть свободен, если ты несвободен!
Герцен. Чепуха. Ты был свободен, когда меня посадили.
Бакунин. Свобода – это состояние души.
Герцен. Нет, это когда не сидишь под замком… Когда у тебя есть паспорт… Я привязан к тебя, Бакунин. Меня забавляет гром, нет, скорее громыхание твоих изречений. Ты заработал себе европейскую славу революционными речитативами, из которых невозможно извлечь ни грамма смысла, не говоря о политической идее или тем более о руководстве к действию. Свобода – это когда у себя в ванне я могу петь настолько громко, насколько это не мешает моему соседу распевать другую мелодию у себя. Но главное, чтобы мой сосед и я были вольны идти или не идти в революционную оперу, в государственный оркестр или в Комитет Общественной Гармонии…
Тургенев. Это ведь метафора, да?
Герцен. Необязательно.
Тургенев. Это правда! Моя мать владеет оркестром в Спасском. Но я не могу понять, как она может владеть тамошними соловьями.
Герцен. Как заговоришь о России, сразу все путается.
Сазонов. Оркестр – очень хорошая метафора. Противоречия между личной свободой и долгом перед коллективом не существует…
Герцен. Хотел бы я послушать, когда они будут играть.
Сазонов…Потому что участие в оркестре – это личное право каждого.
Герцен. Как же мы все этого не заметили. Платон, Руссо, Сен-Симон, я…
Бакунин. Это твоя вечная ошибка – сначала думать, а потом делать. Действуй, уничтожай все, а идеи придут своим чередом.
Герцен. Что за страсть разрушать?
Бакунин. Это творческая страсть! Герцен. Белинский, спаси меня от этого безумия!
Белинский. Никак не могу сложить из кусочков квадрат. Детская головоломка, а у меня не получается…
Тургенев. Может быть, это круг?
Коля входит в поисках своего волчка. Натали входит и поспешно идет к Герцену, чтобы помириться.