Берег. Свернуть горы
Шрифт:
Он издаёт тихое рычание и добавляет, немного отстранившись.
– Homo sum, humani nihil a me alienum puto 6 . Как же мне хочется поскорее законно назвать тебя «миссис Фаррелл».
– Это что-то изменит?
– Да, – Роберт окидывает меня голодным взглядом. – Хочу владеть тобой морально, физически и на бумаге! Окончательно и бесповоротно оккупировать твоё личное пространство.
– Ты им и так владеешь безраздельно, – Я сейчас с ним одного роста, благодаря каблукам, и мне не нужно вставать на цыпочки, чтобы коснуться губами его щеки.
6
Homo sum, humani nihil a me alienum puto (лат.) –
– А мне все мало, – он подхватывает мои пакеты, стоящие у стены. – Как образцовый семьянин, продукты я купил, но, если хочешь, поужинаем в ресторане.
– Если честно, я бы лучше прогулялась по городу, под зонтом, по набережной Темзы или где ты предложишь, – я смотрю на него умоляюще.
– Любишь гулять под дождем? – удивляется он.
– Нет, но очень хочется увидеть Темзу и знаменитый мост, – складываю руки у груди.
– Я очень надеялся, что ты замяукаешь, что устала, и мы поедем домой. В постельку.
– Не переживай, больше часа я не продержусь.
Роберт придирчиво оценивает мои каблуки.
– Мой любимый город стоит того, чтобы его потоптали эти очаровательные ножки.
Глава 7
Роберт
– У тебя под курткой ничего нет? – от удивления я открываю рот, а ветер, воспользовавшись моей растерянностью, вырывает из руки зонт. Волны Темзы подхватывают его, и он плывёт по течению реки.
– Какой ты растяпа! – Джу негромко смеётся, и её мелодичный смех заставляет меня улыбнуться.
Мы провожаем взглядом зонт. Чёрным плотом, подгоняемый ветром, он уплывает в сторону Тауэрского моста. В зеркальной глади воды отражается вечерний город, а мне вспоминается наш первый поцелуй на набережной Москвы-реки солнечным днем в сентябре. Как я тогда утонул в зеленых глазах Джу, и будто тысячи русалок увлекли меня в бездну, откуда возврата нет.
С тех пор как я сделал свою возлюбленную женщиной, ее взгляд больше не был отравлен. Правда, менее дерзким и насмешливым он не стал. Взор ее очей до сих пор сводит меня с ума от неизвестности и неуверенности в следующем шаге Джу.
– Да и пёс с ним! – я поднимаю воротник на пальто и обхватываю её тонкую талию. – Зубы мне не заговаривай! Что у тебя под курткой?
Уголки губ Джу дрожат, тонкие пальцы хватаются за застежку и медленно тянут её вниз. Дойдя до середины груди, рука замирает.
– Поцелуй меня, – просит Джу. – Как тогда, на набережной в Москве? Помнишь?
Точно говорят, у дураков мысли сходятся. Под проливным дождем, в декабре на набережной Темзы я целую свою любимую женщину и не могу остановиться. Наше дыхание сбивается, и я не понимаю, дрожит ли Джу от холода или от страсти. Я готов стянуть с нее куртку, повалить на скамейку и целовать любимое тело до одури, до потери сознания. Остатки разума заставляют меня оторваться от зацелованных губ, подхватить Джу на руки и отнести в машину.
С таких сладостных воспоминаний начинается моё утро. Часы в белом металлическом корпусе показывают семь часов. Я проснулся рано, мучимый желанием. Вчера весь вечер мы гуляли по городу и потом долго отогревались в тёплой ванной со всеми вытекающими эротическими последствиями:
– Мне всегда тебя будет мало, – шепчу, приподнявшись на локте над мирно спящей возлюбленной.
Я склоняюсь над Джу, и, чуть
– Эдвард, не надо…
Меня бросает в холодный пот, и я сдаю назад. Джу поворачивается набок и, положив руки под голову, сладко причмокивает губами:
– Еще раз тронешь, убью.
Я облегченно выдыхаю. Нормальные в этой белокурой голове сны снятся. Но пока она говорит «нет», можно не напрягаться. Дам я ей полную свободу этим утром. Желания как небывало, и я погружаюсь в менее радужные воспоминания: в тот день, когда отец не дал Джу выйти из окна и впервые поцеловал её. И, скорее всего, не в последний. Я обнимаю свою девочку и вскоре снова засыпаю.
***
Джулия
Я просыпаюсь около восьми. Выбираюсь из постели, стараясь не потревожить сон Роберта. На цыпочках бегу в душ, растираюсь махровым полотенцем, хлопаю по щекам порозовевшее от холодной воды лицо. Я вчера задумала испечь к завтраку яблочный пирог. На кухне, предвкушая удивление Роберта, смешиваю муку, яйца, масло и молоко. Недостающий ванилин заменяю цедрой лимона. Взбитое тесто переливаю в стеклянную форму и поверх укладываю солнышком дольки яблока. Разобравшись с мудрёной духовкой, выставляю режим и температуру. Включаю телевизор и, услышав с экрана английскую речь, поёживаюсь от мысли, что меня сегодня ожидает своего рода экзамен. Из иностранных языков я сносно знаю только итальянский. Студенткой я познакомилась с художниками из Милана. Благодаря дружбе с ними, полюбила их язык и часами болтала по телефону то с Раминой, то с Винченсо, то с Федерико. Последний звонил мне на протяжении года чуть ли не каждый день. В отличии от итальянского языка, Федерико мне скоро надоел, и я прекратила с ним отношения, как только он свернул с дружеской тропы в любовные заросли. Английский до сих пор оставался для меня только мечтой. Я немного учила «инглиш» самостоятельно, помогло общение с Конни. Русским он толком не овладел, поэтому наш разудалый тандем выработал своеобразный «пиджин», который мог понять любой иностранец, но только не англичанин.
Я щёлкнула кнопкой на пульте, и песня моего любимого «Depeche Mode» с экрана врывается в кухню. Накрывая на стол, я пританцовываю и в самый кульминационный момент песни не выдерживаю. Прыгаю на стул, выдаю па, совершенно противопоказанное мне Эдвардом после недавней операции. Охаю, лечу вниз и приземляюсь у самого пола в объятья Роберта.
– Браво, любимая! Неплохое начало дня! Но боюсь, что тебе всё-таки надо быть осторожной! – он сидит на коленях и прижимает меня к груди.
Я, виновато уткнувшись лицом ему в плечо, кусаю губу от боли. Что-то внутри будто надорвалось.
– Ты в порядке? Это хорошо я оказался рядом.
– А как ты оказался рядом?
– Я наблюдал за тобой, – Роберт баюкает меня как ребенка. – Никогда не видел столь виртуозного приготовления трапезы. Это твои ритуальные пляски вызвали такой волшебный аромат яблочного пирога с корицей? Тебе бабушка рассказала о моих предпочтениях?
– Нет, конечно, – я выпутываюсь из объятий, седлаю бёдра Роберта и заглядываю ему в глаза. – Я знаю, что ты знаешь, что я знаю.
– Как ты побледнела, – он касается ладонью моей щеки. – Пойдём на диван. Даже дома не можешь жить спокойно. Если ты думаешь, что твой уход из постели остался незамеченным, то глубоко заблуждаешься. Просто я решил предоставить тебе в это утро полную свободу действий. Хотя велико было желание потискаться спозаранку в постели.